Авторитаризм — это в первую очередь система обеспечения несменяемости власти. Чтобы иметь возможность игнорировать интересы подвластного народа, стоящая у власти группа должна быть уверена, что ее никто не сменит. При мягких формах авторитаризма может формально допускаться оппозиция. Но она никогда не может победить. Ее не допустят к выборам или с них снимут, не дадут вести агитацию, нагонят на избирательные участки зависимых от власти бюджетников, в конце концов, просто перепишут протоколы. А Басманный суд всегда подсудит. А боящийся потерять высокооплачиваемое место на федеральном телеканале журналист всегда промолчит.
Форсированное ("прорывное") строительство капитализма либеральными реформаторами 90-х породило систему, которая смертельно боится любой передвижки власти. Даже внутри новой "элиты". Собственность настолько завязана на власть, что любая передвижка власти угрожает новым большим переделом собственности. Недопущение любой ценой нового передела собственности стало навязчивой идеей российских либералов. Обосновывали они это тем, что капитализм не заработает в полную силу, пока в стране не укоренится представление о неприкосновенности частной собственности. А любой прецедент посягательства на сложившиеся отношения собственности будет отбрасывать страну назад в совок. Но дело было в том, что все осознавали: сложившаяся в 90-е годы крупная частная собственность практически вся нелегитимна. И стоит хоть где-то допустить прецедент пересмотра итогов "большой приватизации", как новый всеобщий передел будет не остановить.
Разумеется, сводить мотивы "либералов" к личной корысти — популистское упрощение. Но, только стремясь во что бы то ни стало не допустить передела собственности, они неизбежно должны были сделать ставку на выстраивание системы власти, "защищенной" от сменяемости. На выстраивание той самой "управляемой демократии", "манипулятивной демократии", "имитационной демократии". И для этого "профессионалы" из спецслужб подходили как нельзя лучше. Действовал и другой фактор. В условиях форсированно построенного "силового" капитализма "силовики" неизбежно должны были стать важными игроками на рынке. Массовое проникновение "силовиков" во все структуры власти началось задолго до Путина.
Однако переворот 1993 года решал задачу перехода к "управляемой демократии" лишь частично. Он не освободил правящую группу от необходимости периодически пропускать своего лидера через процедуру "всенародного избрания". Кампания 1996 года показала: широкомасштабные манипуляции сознанием общества возможны. Однако разовые операции типа "голосуй сердцем" требовали слишком большого напряжения сил и не гарантировали отсутствие сбоев.
В 1999 году у правящей группы возникли большие трудности с престолонаследием. У нее не было внятного и популярного лидера. Причем сильного и самостоятельного лидера ельцинская "семья" по понятным причинам не хотела. Лидер должен был быть вылеплен "из ничего", причем в кратчайшие сроки.
Вот тогда и была развязана Вторая чеченская война. Как сейчас уже точно известно, решение о начале новой войны против Чеченской Республики Ичкерия было принято еще в марте 1999 года. Набег Басаева на Дагестан был чистой воды предлогом, с высокой долей вероятности срежиссированным самим Кремлем. Как и взрывы домов. В этих условиях уже идущий в неформальном ельцинском "Политбюро" кастинг на место преемника фактически сводился к вопросу о том, кто сможет повести новую войну с максимальной жестокостью.
Разочарованное в дискредитированных ельцинским правлением демократических идеалах российское общество неосознанно жаждало насилия. Демонстрация готовности к неограниченной жестокости была в этих условиях беспроигрышной тактикой. Обворованному и униженному народу в качестве компенсации предложили возможность самоутверждаться, унижая другой народ. Предложили коллективную грезу об имперском реванше.
Отнюдь не освобождать братский чеченский народ от тирании новой военно-феодальной знати шла в 1999 г. в Чеченскую республику российская армия. Она шла покорять, приводить к покорности, унижать и насиловать. Совсем по Оруэллу: сокровенное в каждом человеке — увидеть сапог, попирающий лицо врага. На эксплуатации этого "сокровенного" и поднялся путинский режим.
Война была развязана для того, чтобы никому не известное политическое ничтожество, тряпичную куклу в одночасье надуть до размеров "национального лидера". Чтобы кучка олигархов-клептократов, все "засвеченные" политические представители которых к тому времени полностью обанкротились, под общий восторженный визг "Мочить в сортире!" ловким движением руки передала власть своему ставленнику, вынутому из рукава. Чтобы он, играя желваками, сказал в телевизор с металлом в голосе: "Вопрос о статусе обсуждению не подлежит. Чечня — это Россия. Нужно приготовиться к болезненным вещам и не хныкать".
Эта фраза запомнилась гораздо меньше пресловутого "мочить в сортире". А между тем в ней вся политическая программа нового правления. Подлинная, а не "обманная", маскируемая либеральной риторикой. Это внятно артикулированная декларация о готовности к неограниченному насилию, готовности переступать через любые права отдельных людей и целых народов. Через нормы элементарной гуманности. Не увидеть в Путине смертельного врага самой идеи права мог только тот, кто не желал это увидеть.
Но почти вся правая часть либерального лагеря передачу власти Путину группой ельцинских клептократов поддержала. Российская авиация утюжила Чеченскую республику, людей пытали в фильтропунктах, издевались над ними на блокпостах — и все это время Путина окружали вполне либеральные министры и советники. Либеральный бомонд был широко представлен в его предвыборном штабе.
Отказавшись от переговоров о статусе Чеченской республики, от мирного решения проблемы ее самоопределения, сделав ставку на силовое подавление любой ценой чеченского движения за независимость, Путин обрек на смерть десятки тысяч людей. Поэтому именно он — убийца мирных жителей Грозного, погибших под развалинами домов, разрушенных его бомбами и его снарядами. Убийца мирных жителей Новых Алдов, расстрелянных его карателями просто так, ради развлечения, когда бои в этом районе давно закончились и чеченские отряды отступили. Убийца беженцев, расстрелянных танками генерала Шаманова на Петропавловских высотах прямо в "гуманитарном коридоре". Убийца тех чеченцев, которых похитили загадочные "эскадроны смерти" на бронетранспортерах с залепленными грязью номерами и которых потом нашли со следами зверских пыток и в прямом смысле разобранными на части.
Российские правые либералы дружно поддержали военного преступника. Массового убийцу. Душегуба. Ради того, чтобы не допустить приход к власти группы Лужкова-Примакова. В общем-то, такой же олигархической, как и ельцинский клан. Но ведь мог начаться передел собственности!
Я знаю, что могут возразить все эти замечательные люди. Форсированное строительство капитализма, потребовавшее длительного периода жесткой несменяемости власти, было наименьшим злом. Именно в силу отсутствия зрелого гражданского общества. Именно потому, что частную собственность приходилось создавать с нуля. Любой другой вариант привел бы к куда более катастрофическим последствиям.
Исследование "альтернативной истории" — дело неблагодарное. Это всегда "абы да кабы". Произошло то, что произошло. Я лишь хочу привлечь внимание к тому, что произошедшее было результатом осознанного выбора и осознанных решений конкретных людей. И правые либералы сделали осознанный выбор в пользу авторитаризма. И взяли на душу кошмар чеченской войны.
Неформальный гуру правых либералов Анатолий Чубайс сказал, что "в Чечне возрождается российская армия". На самом деле там возрождалось традиционное российское Государство-Молох, питающееся человеческой кровью. Это был какой-то пир вурдалаков. Чеченская война стала настоящим праздником освобождения Государства от каких-либо ограничений и приличий. Такое впечатление, что власть убивала, пытала, насиловала, разрушала, изгоняла с каким-то экстатическим восторгом. Теперь опять все можно!
Еще в Чеченской республике пробуждалось чудовище российского имперского реваншизма. И вправе ли те, кто фактически был соучастником этого процесса, теперь удивляться, что из мелкого компрадорского диктатора периферийной страны вырос монстр, угрожающий самим основам либеральной западной цивилизации, угрожающий миру глобальной ядерной войной?
Можно много рассуждать о том, чем классический фашизм XX века отличается от путинского постмодернистского гибридного фашизма. Но в Чеченскую республику путинский фашизм пришел в классическом обличье XX века. Чеченская война является концентрированным олицетворением самых кровавых злодеяний, совершенных путинским режимом, порожденных им произвола, насилия, жестокости. Путинский режим как из яйца вылупился из чеченской войны. И вошел в силу, напитавшись ее кровью.
Но и сегодня либеральная оппозиция предпочитает не вспоминать о чеченской войне. Свой список претензий к путинскому режиму она, как правило, начинает с войны грузинской. А лидер "умеренно-либеральной фронды" Ксения Собчак с тоской вспоминает ранний путинизм, который она называет "нормальной элитарной автократией". Когда путинская власть "вместе с элитами — экономической, интеллектуальной, творческой — противостояли дремучему и дикому народу". И "вся либеральная общественность, интеллигенция, все думающие люди 1990-х, перейдя в следующее десятилетие, автоматически стали элитой путинской эры".
Конечно, Ксения Анатольевна преувеличивает. Не вся либеральная общественность. Были и те, кто с самого начала против чеченской войны протестовал и вписываться в путинскую элиту не захотел. Не только среди левых либералов, но и среди правых. Но в отношении большинства правых либералов Собчак права. Предпочли как минимум закрыть на чеченскую войну глаза. Посчитали, что продолжение либеральных экономических реформ важнее. Ведь так чертовски хотелось еще поработать на их благо. И этот грех намертво повязал их с "белочекистами". Не потому ли их нынешняя оппозиция "белочекистскому" режиму столь бессильна?
