2024-й – год возвращения Трампа и успеха Марин Ле Пен на европейских выборах (а на парламентских ее остановили, только используя двухтуровую мажоритарную систему и "республиканскую мобилизацию"). Президентом Румынии чуть было не стал аутсайдер Кэлин Джорджеску, привлекший внимание избирателей своими мини-проповедями в Tik Tok. На выборах в Австрии первое место заняла Австрийская партия свободы, оправившаяся от скандала 2019 года, который, казалось, должен был обрушить ее репутацию – и ее системным оппонентам приходится договариваться о создании компромиссного и потенциально неустойчивого коалиционного правительства. "Альтернатива для Германии" претендует на твердое второе место на досрочных выборах, которые состоятся в 2025 году после развала "светофорной" коалиции Олафа Шольца – несмотря на то, что партия сохраняет свой правый радикализм, от которого усиленно дистанцируется Ле Пен.
Социально-экономические и политические причины лежат на поверхности. Тема миграции сохраняет свою актуальность и болезненность, потому что связана с проблемами и безопасности, и идентичности, и экономики. Люди принимают электоральные решения, основываясь не на статистике и мнениях экспертов, а на собственных эмпирических впечатлениях. Убийство, совершенное мигрантом, "чужаком", воспринимается болезненнее, чем аналогичное преступление, совершенное "своим". Численность мигрантов люди определяют визуально, сравнивая с воспоминаниями своего детства – и поэтому завышают ее по сравнению со статистикой. Раздражение вызывают как работающие ("отбирают наши рабочие места"), так и неработающие ("живут на наши налоги") мигранты.
К теме миграции добавилась инфляция, как последствие "вертолетных денег", направленных на спасение экономики и бизнесов во время пандемии. Инфляция прямо повлияла и на благополучие, и на самоощущение среднего класса. Парадокс, но демократы в США проиграли при экономическом росте – но цены на бензин и продукты оказались значимее. Перед выборами инфляцию удалось снизить, но это не помогло – люди с ностальгией вспоминали о допандемийных временах, которые связывались с Трампом.
Но, возможно, дело не только в этом.
Системные политики выглядят слишком осторожными, минимизирующими любые риски для собственной репутации. Стоит сказать что-то не совсем политкорректное – и тут же активисты потребуют отставки с предварительным покаянием, а в Интернете развернут негативную кампанию. На самом деле речь идет обычно о небольшом проценте избирателей, но для левоцентристских политиков это важно, потому что во внутрипартийных процессах (в том числе праймериз) позиция таких активистов имеет значение.
А правоцентристы нередко опасаются выглядеть фанатиками (bigot) и реакционерами. Их на республиканских партийных праймериз в США теснят трамписты – а в Европе на выборах несистемные крайне правые.
Интересно, что неприятие новой политкорректности способствует "поправению" части современного бизнеса. Четверть века назад в США все было просто – за республиканцев "старые деньги", связанные с нефтью и недвижимостью – за демократов "новые", работающие в высокотехнологичных отраслях, за которыми будущее. Сейчас Илон Маск стал одним из символов трампизма – и процесс перехода на сторону республиканцев затронул и ряд других нетипичных для этой партии игроков. Им, как и большинству людей, не нравится полицейское насилие, но и Флойд не является для них святым. А в вопросе о правах меньшинств им хотелось бы остановиться где-то на уровне десятилетней давности, как Джоан Роулинг, не идя дальше.
Означает ли все это, что речь идет о долгосрочном процессе? Здесь можно вспомнить отложенную реакцию на 1968 год, когда 1980-е стали временем Рейгана и Тэтчер. А в 1990-е пришло новое поколение политиков, символами которого были Клинтон и Блэр. Так что в конкурентной политике нет ничего постоянного (вспомним, как еще в 2022 году на промежуточных выборах в США демократы успешно "отыграли" тему абортов). Запросы общества меняются, и побеждает тот, кто успешнее на них реагирует.
! Орфография и стилистика автора сохранены