Продолжение. Ранее: Румыния усвоила, что вождь-"кондукэтор" Чаушеску не отвечает за слова
Последние годы правления были трудным временем кондукэтора. Но он не замечал этого. Бунты подавлялись, власть укреплялась, культ накачивался, внешний долг выплачивался. Именно эту выплату Чаушеску считал грядущей величайшей победой. После которой он сможет поступать с любыми Зоммерауэрами как ему заблагорассудится.
Беспокоила, правда, горбачёвская Перестройка. Чаушеску — наплевав на себя самого двадцатилетней давности — обличал "антикоммунистическую ересь", которая придёт в Румынию не раньше, "чем потечёт вспять Дунай".
Когда в августе 1989-го в Польше было создано правительство "Солидарности", Чаушеску предложил организовать интервенцию Варшавского договора (кто бы представил подобное, слушая его речь 1968-го!).
Румынский чаушизм превратился во флагмана мирового коммунистического тоталитаризма. Он пытался сформировать межгосударственный антиперестроечный фронт с генштабом в Бухаресте. Наряду с СРР, участниками блока коммунистических фундаменталистов виделись кимирсеновская КНДР, ходжаистская Албания, кастровская Куба, хонеккеровская ГДР, нгуенванлиневский Вьетнам, а главное — дэнсяопиновская КНР.
Тема, однако, не заладилась. Китай на такие мелочи не разменивался. Вьетнам занимался своими реформами, по понятиям Чаушеску тоже весьма "еретичными". Северокорейский вождь не планировал прерывать принципиальную самоизоляцию, чтобы стать под эгиду кондукэтора. Братья Кастро держали дистанцию от внутрикоммунистических конфликтов. Хонеккер не мог преодолеть инстинкта повиновения Москве. Оставался албанский режим, но объединение усилий Секуритате и Сигурими едва ли пересиливало КГБ.
Чаушеску обратил взор в несколько иную сторону. В ближайшие союзники коммунистического ортодокса возводились такие режимы, как ливийский и иранский. Каддафизм и хомейнизм тоже имели серьёзные претензии к новому мышлению Михаила Сергеевича. Хотя и не такие яростные, как чаушизм, которому Перестройка угрожала прямо и непосредственно.
Брашовские рабочие 1987-го не особо интересовались гласностью и хозрасчётом. Коммунист Горбачёв для них мало отличался от коммуниста Чаушеску. Но необходимо отметить важную специфику румынского диссидентства 1970–1980-х.
Антикоммунистическое инакомыслие в Румынии было отнюдь не единичным. Но диссидентство формировалось в основном одиночками. Агитаторы среди соседей, листовочники, авторы открытых писем. Устанавливать организованные связи рисковали редко. Если на это шли, то обычно бывшие репрессированные. В редких случаях организационной готовности демократы сосредотачивались в социальных инициативах, литературных кружках, исторических обществах.
Вернер Зоммерауэр создавал свободный профсоюз, вёл правозащитную документацию, отправлял материалы на "Свободную Европу" и "Немецкую волну". Рабочий Юлиус Филип был арестован за приветственное письмо Первому съезду польской "Солидарности". Хранили традицию национал-цэрэнизма Корнелиу Копосу и Ион Диаконеску — ветераны довоенной политики, прошедшие тюрьмы, лагеря, депортации. Национал-либеральную традицию поддерживал Раду Чучану, несломленный в секуристских тюрьмах. Филолог-переводчица Дойна Корня, поэтесса Ана Бландиана обладали мировой известностью — их правозащитные выступления трудно было заглушить. Именно к Дойне Корне пришёл Юлиус Филип, как только выбрался из тюрьмы в 1987 году.
Видную роль играли диссиденты-националисты, даже легионерского уклона. Консолидирующей фигурой выступал в этой среде писатель с мировым именем Паул Гома. Данная ветвь идеологически отличалась от общепринятых диссидентских стандартов (на послереволюционном суде экс-секурист Крэчун хвалился своей "борьбой против антисемитизма"). Но националист Гома вполне сходился с демократом Зоммерауэром на правозащитной платформе.
Сложилось, однако, так, что наиболее влиятельны в румынской оппозиции были другие персонажи. Так сказать, диссиденты особого профиля. Высокопоставленные сталинисты из эпохи Георгиу-Дежа, задвинутые при Чаушеску.
Георге Апостол
Георге Апостол и Константин Пырвулеску некогда состояли в Политисполкоме. Апостол даже метил в преемники, и можно представить, как он ненавидел удачливого конкурента. Александру Бырлэдяну побывал членом ЦК и вице-премьером. Корнелиу Мэнеску (однофамилец) в генеральском звании командовал армейским политуправлением. Силвиу Брукан заведовал партийной печатью, талантливо восславлял массовые репрессии. Думитру Мазилу читал лекции в училище Секуритате, потом расследовал злоупотребления времён Георгиу-Дежа и представлял СРР в международных структурах. Несколько выбивался из этого ряда Григоре Ион Рэчану — ветеран профсоюзного подполья, не раз репрессированный и королевскими, и сталинистскими властями.
Апостол, Пырвулеску, Брукан поначалу критиковали Чаушеску за недостаточный коммунизм, отход от идеала сталинистской жести. Потом уловили тренды эпохи и стали обличать с позиций демократического социализма. Эта группа создавала своего рода политический мост — от диссидентства к недовольным кругам партаппарата. Тут складывался серьёзный политический фактор.
Особое место в партийной системе занимал Ион Илиеску. Бывший шеф румынского комсомола, министр по делам молодёжи и заведующий отделом пропаганды ЦК. Выдвинутый и опекаемый Чаушеску, он довольно быстро вызвал недовольство Николае и Елены. Слишком бросались в глаза амбициозная харизма, жёсткая аппаратная хватка, виртуозное владение искусством интриги. "Способный, очень способный. На всё способный", — определила диктаторская чета.
Елена считала нужным разобраться радикально. Но Николае задвинул Иона сначала председателем местного совета в Яссах, потом директором в техническое издательство. Может, ещё пригодится.
Пригодился. Только не им.
Елена Чаушеску и Ион Илиеску, 1976 г.
Илиеску сделался центром притяжения партийной фронды. Пятнадцатилетним подростком видел он в Бухаресте побоище стравленных 8 ноября 1945-го. Запомнил. Знал, как будет действовать. Не лишённый обаяния, улыбчивый, демократичный в манерах, этот человек обладал чудовищной волей к власти, но умел вразумлять и ждать.
"Все знали: если Чаушеску когда-нибудь умрёт, вместо него придёт Илиеску", — вспоминал через годы один из лидеров Румынской революции, будущий её Робеспьер. К дому поднадзорного номенклатурщика подтягивались с разных сторон. Опальные аппаратчики, как Силвиу Брукан. Статусные интеллигенты, как режиссёр Серджиу Николаеску. Продвинутые учёные-секуристы, как университетский профессор-политолог Вирджил Мэгуряну. Обсуждали перевод страны на рельсы реформ по китайскому образцу, в духе многомудрого Дэн Сяопина. Все они особенно вдохновились в первые годы советской Перестройки. Возникла даже легенда о студенческой дружбе Илиеску с Горбачёвым.
Силивиу Брукан
Примерно с 1988-го опальные функционеры и ветераны РКП сошлись на единой платформе — горбачёвско-перестроечного типа. 11 марта 1989 года увидело свет "Письмо шести" — подписанное Апостолом, Бруканом, Пырвулеску, Бырлэдяну, Рэчану и Мэнеску (разумеется, Корнелиу). Главным автором был опытный журналист Брукан. К тому времени побывавший на допросе у генерала Влада, выдворенный в США и поразительным образом вернувшийся в Румынию. Причём через Москву, где имел содержательную беседу с главным перестроечным идеологом Александром Яковлевым. Как такое могло произойти, выглядит тайной в загадке. Если не принимать во внимание элементарный бардак-разнос за фасадом "золотой эпохи".
Коммунистические политики, прежде известные самым ортодоксальным сталинизмом (некоторое исключение составлял Рэчану, но тоже не кардинальное), теперь возмущались нарушениями прав человека и закрытостью от мира. Выдвигали принцип социалистического гуманизма. Одним из пунктов возмущения являлось чтение чужих писем в Секуритате. Но своё письмо авторы призывали массово читать и распространять. На этот призыв в тот же день откликнулись Радио "Свободная Европа", Би-Би-Си и "Голос Америки".
13 марта Чаушеску собрал Политисполком ЦК РКП на специальное заседание. Выступили только двое: Николае и Елена. Шестерых подписантов торжественно объявили предателями. Апостола и Рэчану сразу арестовали, Брукана и Бырлэдяну поселили под секуристским надзором на бухарестских окраинах, Пырвулеску и Корнелиу Мэнеску — вовсе в деревенских домах. Кондукэтор приказал строжайше контролировать любые контакты румын с иностранцами, а уж с советскими — пресекать изначально. Сам он, правда, в конце года повидался с Михаилом Горбачёвым, а премьер Дэскэлеску — с Николаем Рыжковым. Стороны остались глубочайше недовольны друг другом. И экономически, и политически.
Каких-то народных выступлений в поддержку "Письма шести" не отмечалось. Хотя узнали многие. Трудящиеся массы, откровенно говоря, не считали, что один Мэнеску сильно лучше другого. Зато воспряли духом опальные начальники из круга Илиеску. Ведь именно они заявили о себе устами ветеранской шестёрки.
Приободрились и армейские генералы "призыва Ионицэ". Например, бывший командующий бухарестским гарнизоном и агент советского ГРУ Николае Милитару. В 1984 году он уже подготовил план военного переворота. Но министр Олтяну обломал его, даже не заметив — отправил на картошку тот самый полк, которым Милитару собрался арестовать Чаушеску.
Генерал армии Николае Милитару
20–24 ноября 1989 года прошёл XIV съезд РКП. "Партии слава, Чаушеску браво!" — вопили делегаты. Как и призывал Маня Мэнеску, Чаушеску снова избрали генеральным секретарём. Сам кондукэтор объявил: внешний долг выплачен. Теперь, типа, ничто не остановит.
В таких государствах что ни случись, всё неожиданно. Хоть летом жара, хоть зимой снег. Самой же главной неожиданностью наступает долгожданный конец.
Продолжение следует
