Продолжение. Ранее: Реальные установки по войне на Востоке были сформулированы в Генеральном плане "Ост"
Бесстрашие
Обергруппенфюрер Кальтенбруннер, преемник Гейдриха в должности начальника РСХА, представ перед Нюрнбергским трибуналом, с откровенным пренебрежением отзывался о немецком движении Сопротивления. "Военные, не знающие чего хотят, коммунисты, забившиеся в ил, да эти чёртовы цветочные общества", - лаконично перечислил он три среды, порождавшие крамолу. Ни одна из них не представляла реальной угрозы гитлеровской диктатуре. Характерно, что шеф гестапо Мюллер временами одёргивал подчинённых, старавшихся доказать собственную незаменимость отчётным накручиванием масштабов антинацистского подполья.
Даже коммунисты бывшей ГДР, всячески раздувавшие значение нелегальных ячеек КПГ, вынужденно признавали: "Большинство населения оставалось неактивно". Им вторили авторы советских монографий: "Несмотря на героические усилия, компартии не удалось поднять массы на борьбу с гитлеризмом". И это притом, что коммунисты – точнее, те немногие из них, что не ушли в растительную жизнь и не последовали примеру красно-коричневых "бифштексов", вроде Эрнста Торглера – действительно были особенно активны в подпольной борьбе. Которая, сойдя почти на нет к концу 1930-х, постепенно возобновилась в войну, особенно со второй половины 1942 года.
Наиболее известна группа функционера КПГ Антона Зефкова. "Солдат СС! Всё ли ещё твоя честь называется верность? Сбрось эти путы, которыми Гитлер связывает тебя и твоих товарищей!" - говорилось в одной из её листовок. Коммунисты, наученные опытом начала 1930-х, старались избегать самоизоляции, по возможности устанавливая связи с другими оппозиционными силами. В качестве такой структуры была задумано созданное в СССР объединение "Свободная Германия", в рамках которой Зефков весной-летом 1944-го вышел на связь с полковником Клаусом фон Штауффенбергом.
Оживились и социал-демократические подпольщики. Самым ярким из них был Юлиус Лебер, в Веймарской республике командир отряда "Рейхсбаннера". Убеждённый антикоммунист, он пришёл к тем же выводам, что и Зефков, устанавливая подпольные связи и с КПГ, и с консервативной фрондой. Очень характерно, что и Зефков, и Лебер, брошенные в нацистские концлагеря, были освобождены в конце 1930-х по "геринговским амнистиям" (рейхсмаршал любил широкие жесты – типа, сильным нечего бояться). Оба осторожно восстанавливали нелегальные партийные ячейки. И оба в итоге сомкнулись с военно-аристократическим заговором как единственной сколько-нибудь действенной силой.
По тому же максимально широкому принципу сформировалась сеть Сопротивления "Красная капелла". В ней объединились либеральные аристократы и военные технократы, коммунисты и консерваторы, люди богемы и госслужащие, социал-демократы и коммунисты, писатели и учёные. Организация действовала почти десятилетие. Начав с салонного фрондирования и мало кому заметной агитации, эти люди посчитали необходимым перейти к конкретному делу. Под эгидой иностранного отдела НКВД СССР и Главного разведывательного управления РККА.
У них были на то серьёзные возможности. Харро Шульце-Бойзен – левый демократ и выходец из древнего аристократического рода – служил в штабе геринговской авиации (зимой 1933-го он попал в штурмовой концлагерь, подвергся пыткам и вышел лишь по ходатайству почтенной семьи). Хорст Хайльман служил в штабе сухопутных войск вермахта. Либертас Шульце-Бойзен, урождённая принцесса Эйленбургская, была лично знакома с Герингом, рейхсмаршал стал свидетелем на её свадьбе с Харро. Юрист и философ Арвид Харнак служил в министерстве экономики Рейха, постоянно пересекаясь с Оберкоммандо и ведомством четырёхлетнего плана. Его жена Милдред преподавала философию в Берлинском университете. Графиня Эрика фон Брокдорф работала в рейхсбюро труда. Эрвин Гёртс имел звание полковника вермахта. Радиоредактор Гюнтер Вайзенборн был не последним лицом в аппарате Геббельса. Известный драматург Адам Кукхоф в своё время руководил берлинским театром. Манекенщица Инна Эндер, подруга принцессы Эйленбургской, работала в модном салоне, где помимо прочих одевалась Ева Браун.
Подпольную газету "Внутренний фронт" издавали коммунистические журналисты Йон Зиг, Вильгельм Гуддорф, Герберт Грассе, Вальтер Хуземанн. Ганс и Хильда Коппи вели радиосвязь. Ещё важнее была функция другой коммунистки. На советские деньги сотрудница МИД Ильза Штёбе завербовала одного из руководителей германского посольства в Варшаве барона Рудольфа фон Шелиа. От него советская разведка заблаговременно получила материалы "плана "Барбаросса". Те же сведения по каналам министерства экономики подтвердил Харнак. Из штаба ВВС Шульце-Бойзен передал список целей немецких бомбардировщиков. В СССР не воспользовались практически ничем из этого массива "краснокаппельской" информации…
В 1941-1942 годах советские спецслужбы с большей серьёзностью относились к шифровкам "Красной капеллы" - о военном потенциале Рейха, о планах вермахта в ходе Московской битвы, обороны Ленинграда, немецкого наступления на Волгу, об акциях германской разведки. Однако именно они спалили свою агентуру. Небрежность радиоконтактов позволила гестапо вычислить точки приёма-передачи. В последний день августа 1942 года Шульце-Бойзен был арестован в кабинете авиаминистерства. Через три месяца в застенках оказалось больше ста "музыкантов "Красной капеллы".
Расследование вёл лично Мюллер. После допросов "третьей степени" мужчин вешали, женщин гильотинировали. Так были казнены супруги Шульце-Бойзен и супруги Харнак, супруги Коппи и супруги Шумахер, Хорст Хайльман и Вильгельм Гуддорф, Адам Кукхоф и Эрика фон Брокдорф, Ильза Штёбе, и сдавший её на допросе барон фон Шелиа – всего не менее пятидесяти человек. Зиг, Грассе и ещё пятеро сумели покончить с собой. Оставшиеся в живых, как Грета Кукхоф и Гюнтер Вайзенборн, попали в тюремные спецблоки.
Отношение к "Красной капелле" в нынешней Германии напоминает российские дискуссии о власовской РОА: одни видят подлинный патриотизм, другие национальную измену. Но практически все сходятся на том, что отважные люди выбрали борьбу делом, в которой пошли в ней до конца.
Кальтенбруннер не случайно помянул "цветочные общества". И не зря при этом выругался. Обычные человеческие связи через дружбу или общие интересы стихийно рождали Сопротивление. Такой группой была "Белая роза" в Мюнхенском университете: к шестерым студентам медицинского, философского и химического факультетов присоединился преподаватель. Профессор философии Курт Хубер поначалу пытался отговорить своих студентов: "Бесполезно, пока миллионы все ещё верят каждому слову маньяка". Но видя, что их не остановить, примкнул и разделил судьбу.
"Белая роза" просуществовала с лета 1942-го по февраль 1943-го. Инициатором стал студент-медик Ганс Шолль. Пятью годами раньше 19-летний Ганс уже арестовывался гестапо вместе с братом Вернером и сестрой Ингой – обвинение было настолько надуманным, что его не стали развивать. Практику военврача Ганс Шолль проходил на Восточном фронте, где увидел пытки пленных и возненавидел режим. К нему примкнули однокурсники и фронтовые товарищи Вилли Граф и Александр Шморелль, православный выходец из России, вместе с семьёй бежавший от большевизма, а в германской армии отказывавшийся присягнуть лично Гитлеру. С ними Ганс познакомил свою сестру Софи, отработавшую воспитательницей детсада и учившуюся на философском. Затем подтянулись медик Кристоф Пробст и химик Ганс Ляйпельт. Вместе проводили время, говорили о религии, философии, книгах. Так образовалось очередное "цветочное общество", ненавистное гейдриховскому преемнику.
Старшим из ребят было 25 лет, Софи всего 21. Но и парни, и девушка успели кое-что в жизни повидать. Разговоры о политике неминуемо должны были завестись. Первые листовки "Белой розы" с призывом к сопротивлению появились в университете летом 1942-го. Они дошли до профессора Хубера, оказавшегося человеком более чем порядочным. В декабре 1942-го Ганс и Александр вместе с Хубером написали "Воззвание к немецкому народу", призывавшее опомниться, отринуть нацистское бесование и вернуться к ценностям христианской веры.
"Белая роза" почти не конспирировалась. Бумагу покупали в ближайших магазинах, марки и конверты для рассылок на ближайшей почте, почти не оглядываясь писали на стенах "Долой Гитлера!", от шпиков бросались бежать… Причина была не в безбашенности. Они просто не захотели тратить время на отработку навыков, стремясь что-то успеть и понимая, что их борьба не сможет долго продлиться. Гестаповцы взяли Ганса и Софи 18 февраля 1943-го, прямо в университете за разбрасыванием листовок. Через несколько дней были арестованы остальные. Смертный приговор "Белой розе" выносил лично Фрейслер, жуткий сгусток коммунизма и нацизма. Все устояли под гестаповскими пытками и погибли на гильотине.
Где-то появлялись листовки... Где-то вдруг взрывалась толовая шашка ("Взорвавший – племянник начальника цеха, объяснить действие не смог", - говорилось в гестаповском отчёте)… Где-то помогали бежать советскому пленному или "остарбайтеру"… Фрейслеровская судомашина штамповала висельно-гильотинные приговоры: от без малого тысячи в 1940 году до более 5,3 тысячи в 1943-м. Апогейным в плане внутригерманских репрессий стал 1944-й – ежемесячно арестовывалось 40-50 тысяч человек. В это число входили не только арестованные гестапо по политическим мотивам, но и уголовники, обезвреженные крипо, и бытовики, задержанные орпо. Масштаб террора, однако, впечатляет. Именно террора, а не борьбы – большинство попавших в гестапо не были ни подпольщиками, ни разведчиками. Чаще всего это были "пораженцы" и "капитулянты", пойманные на неосторожных сомнениях или просто хмуром виде. Тем светлее величие тех, кто действительно был виновен перед нацизмом. И гордился своей виной.
! Орфография и стилистика автора сохранены
