В финале "Заставы Ильича" есть сцена, когда главный герой встречается с тенью своего убитого на войне отца. "Что я могу тебе ответить, я же еще младше тебя" – говорит отец ему в ответ на просьбу сына наставить его в смысле и цели жизни, помочь советом в своих проблемах.
Погибшие на войне были, зачастую, и моложе, и с меньшим жизненным опытом, и с меньшим образованием чем мы, их потомки. И воевали, и мерзли в окопах, и шли в атаки на пулеметы они именно для того, чтобы дать нам, потомкам, шанс быть лучше, сильнее, умнее, счастливее их, умерших. Шанс на наше достойное светлое будущее ценою собственной жизни. "Для вас, которые здоровы и ловки, поэт вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката."
Они воевали не для того, чтобы мы писали "можем повторить", а чтобы тот ужас не когда не повторился и если бы умершие узнали бы, что их правнуки хотят "повторения", а значит и новых блокад, голода, составов с военнопленными и гекатомб жертв, не знаю, что бы они ответили. Ну а про "малой кровью и на чужой земле" погибшие и сами слышали не раз, и если бы были живы смогли бы рассказать с матом, к чему привела эта звонкая пропагандистская формула.
Свою войну они выиграли и дали всем нам шанс победить в уже собственных следующих сражениях – с тиранией, невежеством, бедностью, разрухой и презрением к цене человеческой жизни. К сожалению все эти битвы были проиграны или нами, или еще нашими родителями.
И теперь мы снова с пустыми руками возвращаемся назад, к пепелищу старого дома, сгоревшего на древней войне, откуда ценой своей жизни вытолкнули нас во время пожара наши предки. И говорим, повторяем, что это было самое великое, главное, героическое время, лучшая эпоха.
Если бы, как в финале "Заставы", здесь перед нами возник дух одного из погибших за нас он бы, наверное, недоуменно покрутил пальцем у виска и сказал бы – " Мы же воевали и гибли, ради того, чтобы каждый следующий день был лучше для выживших, получается мы зря умирали, получается вы все провалили?".
Похоже, что так.
Можем провалить. И можем повторить. И так, по кругу, до бесконечности...
! Орфография и стилистика автора сохранены
