Смерть Вахтанга Кикабидзе стала очередным поводом для того, чтобы обратиться к коллективному бессознательному. Конкретно к двум взаимосвязанным формулировкам: "Родина ему всё дала, а он…" и "На Родину не обижаются". Если их расшифровать, то получается, что человек обязан своим успехом и популярностью не своему таланту, а стране, которая обратила на него внимание (а могла бы за многими заботами и не обращать). И все хорошее атрибутируется именно стране, а плохое – конкретным чиновникам, с которыми страна (раньше еще добавляли – и партия) разберется в свой срок. Какой – это уже не человеческого ума дела.
Причем такая логика действовала в СССР вполне успешно именно в российских регионах, где люди нередко сознательно вытесняли из памяти плохое и опасное. Дети раскулаченных старались не говорить о коллективизации, особенно при своих детях, которые могли рассказать об этом в школе на уроке истории, где надо было отвечать политкорректно. Родственники расстрелянных редко вспоминали об их судьбах, тем более, что такие воспоминания в брежневские годы могли повредить увековечиванию памяти, несмотря на юридическую реабилитацию. Да и на карьере самих родственников подобные воспоминания могли сказаться не лучшим образом – можно было нарваться на твердокаменного сталиниста. Да и вообще нервы портить не хотелось. И так далее.
А вот в "национальных республиках" всё было существенно иначе. Там тоже было своего рода вытеснение, но иное – большая Родина с далекой столицей в Москве в той или иной степени не столько дополнялась, сколько вытеснялась малой, воспринимавшейся с детства как своя страна. И трагедии советского времени накладывались еще на обиды царских времен. И общение строилось на иных основаниях, чем в России с ее огромными миграционными потоками ХХ века, которые способствовали отчуждению людей друг от друга.
Кикабидзе как-то вспоминал, что у его товарища, композитора Владимира Михайлова, в Москве скончалась супруга, и он прилетел на похороны: "Жил Володя на втором этаже в доме без лифта, а у православных, когда панихида идет, крышка гроба должна снаружи стоять. Слышу, на лестнице кто-то ругается, да так... Вышел из комнаты и увидел, что это сосед сверху спустился и устроил большой скандал. "Уберите эту крышку, - потребовал, - ко мне гости должны прийти", а у нас в Грузии, когда горе, даже поссорившиеся соседи выключают телевизоры и открывают квартиры".
В Грузии люди знали, как закончили свою жизнь Тициан Табидзе и Паоло Яшвили. И если для российской аудитории "Чито-гврито" - это просто забавная песня, то для грузинской – песня на стихи Петра Грузинского, представителя династии Багратиони, который при Сталине был арестован и помещен в психиатрическую больницу. Мать Кикабидзе тоже была из семьи Багратиони, дальних родственников царей. Тетю Кикабидзе сослали в Сибирь, а ее мужа, поэта Нико Мицишвили (из той же группы "Голубые роги", что и расстрелянный Табидзе, и застрелившийся в ожидании ареста Яшвили), расстреляли. Сам Вахтанг вспоминал, что его детство прошло в бывшей кухне, на цементном полу, из-за этого всю жизнь у него болели ноги. И это не забывается и не компенсируется званиями и наградами.
! Орфография и стилистика автора сохранены
