Кадровые изменения в составе Совета по правам человека символически завершают процесс возвращения власти к советскому пониманию защиты этих прав. А именно – защищены должны быть права лояльного советского человека, который сталкивается с равнодушными бюрократами, дискредитирующими власть своими действиями или бездействием. В СССР такую правозащитную роль играла официальная пресса – можно было написать в газету и пожаловаться на директора, давшего вне очереди квартиру своей секретарше и обошедшего многодетную семью, или на чиновника из райисполкома, обидевшего заслуженного ветерана, пришедшего к нему по поводу ремонта крыши.
Выпускался даже специальный еженедельник "Крокодил", в котором собирались подобные жалобы – а через несколько номеров рассказывалось, как директору объявили строгий выговор, а чиновника вообще сняли с должности (то есть на практике перевели с советской работы на хозяйственную). Кстати, немалое внимание "Крокодил" уделял еще двум темам – обличению происков мирового империализма и осуждению нравов некоторой части советской молодежи, которая вместо стройотрядов проводит время в барах и на дискотеках. В принципе, повестка, мало отличающаяся от нынешней.
Впрочем, членов СПЧ можно, скорее, сравнить не с авторами "Крокодила", а со спецкорами центральных газет – если не "Правды" (это был высочайший уровень влияния для региональных чиновников), то "Известий" или "Комсомолки". Они выезжали разбираться с более громкими делами. Причем если публикацию в "Правде" оспорить было практически невозможно (разве что лично генсек вмешается), то со спецкорами других газет местные начальники (конечно, не районного, а областного или республиканского) уровней могли и посоревноваться на предмет административного ресурса – у кого он сильнее.
После объявления свободы слова в конце 1980-х годов редакции стали реже реагировать на письма трудящихся, а потом и вовсе перестали это делать - что вызывало недоумение, а в некоторых случаях и негодование последних, привыкших к отлаженному десятилетиями механизму обратной связи. Который, разумеется, не предусматривал никакой политической нелояльности – она относилась уже к ведению органов госбезопасности, боровшихся против диссидентов. Кстати, падение авторитета печатных СМИ в 1990-е годы можно связать не только с их вовлеченностью в олигархические войны, но и в том, что они перестали играть роль "советских правозащитников", ориентируясь на современные стандарты журналистики – что расходилось с представлениями многих читателей о должном.
В последние два десятилетия советское понимание правозащиты постепенно возвращало свои позиции – конечно, на основе ресурса не медиа, а региональных уполномоченных по правам человека – что вполне устраивало и власть, и лояльных граждан. Однако сохранялась слабеющая инерция "диссидентского" понимания правозащиты, предусматривающего защиту политических прав тех граждан, для которых они важны (а это заведомое меньшинство общества – но активное и модернистское; полтора десятилетия назад эти характеристики официально были позитивными). И возможность оппонирования власти по вопросам, имеющим политическое значение. Одно время власть пыталась дифференцировать таких правозащитников на приемлемых и неприемлемых, но делала это все с меньшей охотой. После 24 февраля инерция для власти закончилась - после этого увольнения и назначения в СПЧ стали лишь вопросом времени.
! Орфография и стилистика автора сохранены
