Для диктатур и деспотий, в которых общественная стратификация выражена крайне слабо, характерно наличие особой группы населения, которая априори лояльна любому режиму. Обычно в количественном выражении это от четверти до трети населения. Остальная часть — это те, кто совершенно к власти равнодушен, чистой воды пассивные конформисты. Не сопротивляющиеся, но и не связывающие с режимом себя. "Патриоты", которые под патриотизмом понимают славословие в адрес очередного фюрера — это конформисты активные. Ну, и небольшой процент населения нелояльного, но он, как правило, в состоянии стабильного режима роли особой не играет.
Как обычно, всё начинается, когда режим входит в неравновесное состояние. Конформизм превращается в оксюморон, так как исчезает ключевая причина для него — стабильность и предсказуемость. Даже когда все ухудшается, это ухудшение тоже может быть стабильным, и в деградирующем социуме сам по себе понижательный тренд не означает роста социального напряжения. (Кстати, этим объясняется миф о терпеливости русского народа. Он ничем не отличается от всех остальных, находящихся под управлением деспотий. Просто огромные размеры России, как социальной системы плюс солидный размер советского наследства, который разворовывают путинские дружки, создают инерционный запас, позволяющий деградировать со скоростью, к которой люди успевают приспосабливаться и корректировать личные стратегии выживания)
Но всё хорошее когда-нибудь, да заканчивается. Лиговское ворьё разокрало практически весь постсоветский запас прочности, а это превращает всю систему в проржавевшую насквозь трубу — сколько бы ты заплаток ни ставил, она свой запас прочности многократно исчерпала. Теперь рвется везде и повсюду.
В плане социальной статистики это можно маркировать уменьшением числа активных конформистов. Если ранее Путин мог рассчитывать минимум на треть безоговорочно согласных с его политикой, сколь бы губительной для страны она ни была, то теперь число его обожателей сокращается, причем, как обычно в таких случаях — с ускорением.
Лучше всего промаркировать происходящее можно вакцинацией. Которая фактически становится не просто индикатором, а референдумом по доверию к режиму. Ну, а раз у нас режим — это Путин, причем верно и обратное, то по доверию к Путину лично. И результаты весьма невпечатляющие. До начала нынешней волны террора хотя бы один раз провакцинировалось около 12 процентов населения, причем известно, что значительная часть этих людей - "силовики", армия, бюджетники. То есть, по определению подневольный люд.
За месяц террора удалось уколоть хотя бы раз еще 10 млн человек в масштабах всей страны. Это однозначно те люди, которые приняли свое решение недобровольно — либо под страхом утраты работы, либо под психологическим воздействием. Управление голодом и страхом — это последний довод путинского режима. Других инструментов у него нет.
20 процентов населения, большая часть из которых приняли решение о вакцинации очевидно недобровольно — это тот максимальный ресурс поддержки (и опять-таки недобровольной), на который может рассчитывать фашизм Путина.
У Гитлера, к слову, с этим ресурсом было куда как посерьезнее.
Вывод выглядит весьма серьезным: террор, на который сделал ставку Путин, работает крайне неэффективно. Самый простой метод противодействия ему — пассивное сопротивление, бойкот — становится самым эффективным и действенным. Что делать с ним — режим не понимает.
Технически, будь у Путина с подельниками неограниченный запас времени, можно было бы расчленять непокорный народ на группы и давить их по очереди. Кстати, примерно похожее и происходит.
Но запаса нет. Нет и административного и управленческого ресурса.
Основная проблема — процесс слома старой нормальности и переход к новой всегда ограничен во времени. Состояние хаоса — это кризис, с которым на деградирующем управленческом ресурсе можно и не справиться. И чем дольше он будет длиться, тем менее прогнозируемым будет развитие событий.
* * *
Любопытный вопрос, кстати, вызывают "выборы" Думы в сентябре. Сейчас набирает ход лозунг "обновления", который в реальности будет означать массовое изгнание старых кадров и призыв новых — безликих и никому неизвестных. Нюанс в том, что "старые" кадры — это какой-никакой, но баланс в верхних эшелонах. Перетасовка означает слом старого и необходимость создания какого-то нового баланса между преступными группировками.
При этом "выборы" уже настолько выхолощены, что нет ни малейших сомнений в том, что сам по себе инструмент "голосования" окончательно никакого значения не имеет. Системные сбои вроде победы Фургала теперь будут исключены, а результаты неизбежно будут спускаться напрямую из администрации президента — именно там и будут происходить основные (а скорее всего — все) баталии.
Нюанс в том, что любые решения власти, как это и происходит в ходе катастрофы, лишь усугубляют существующие проблемы и противоречия. Это специфическая особенность именно катастрофы, и один из ключевых её маркеров. Нет ни одного хода за власть, который бы вел не только к улучшению позиции, но хотя бы к какому-то равному результату. Что бы не предпринимала власть, любое ее решение ведет к усилению напряженности в разных стратах и группах общества. Подобное положение бывает при военном разгроме — что бы ни предпринимало командование разгромленной армии, каждое его решение только усугубляет разгром.
"Выборы" этого года однозначно будут проигнорированы "внизу", но создадут дополнительную напряженность "вверху". Котел закипает неравномерно, но везде и по всем объемам. И ничего с этим поделать нельзя.
! Орфография и стилистика автора сохранены
