17 июня 1789 года произошло то, что можно было теоретически ожидать, — те, кто должны были подчиняться, подчиняться перестали… А ведь все начиналось так красиво.
5 мая 1789 года в Версале собрались Генеральные Штаты — освященное традицией собрание представителей трех сословий — духовенства, дворянства и буржуазии. Ликование по всей стране было огромным — казалось, что теперь все проблемы наконец будут разрешены. Страшный дефицит бюджета закроется, налоги распределят между всеми сословиями по справедливости и перестанут обрушивать всю их тяжесть на третье сословие — и вообще, теперь все будет хорошо.
Графа Мирабо, великого оратора и знаменитого защитника народа, которого дворянство отказалось избирать, в Генеральные Штаты отправило третье сословие Прованса, его еще торжественно провожали до границ провинции. Все ожидали чудесных перемен.
Генеральные Штаты, которые во Франции были впервые созваны королем в начале XIV века, к 1789 году были полузабытым учреждением — последний раз их созывали в 1614 году, а после этого усиливавшейся королевской власти помощь или хотя бы совет общества были не нужны. А вот теперь, когда Франция оказалась в тисках жесточайшего финансового кризиса, помощь понадобилась.
Но вот беда, как только депутаты после благодарственного молебна торжественно начали свои заседания в огромном королевском Зале малых забав, выяснилось, что они не для забав съехались со всей Франции. Очень быстро начались споры из-за регламента ( каждый раз, когда рассказываю об этом, вспоминаю 1989 год, тоже май–июнь, Первый съезд советов — и тогдашние споры о регламенте. Бывают странные сближенья).
По традиции, шедшей из глубины веков, сословия в Генеральных Штатах заседали по-отдельности. То есть духовенство отдельно принимало решение, дворянство отдельно, третье сословие отдельно — таким образом голосование сводилось к трем голосам. И было понятно, что если, скажем, на предложение перераспределить налоги дворяне и священники ответят "нет", то мнение буржуазии уже никакого значения иметь не будет. Именно поэтому депутаты от третьего сословия начали требовать общих заседаний — и так как их было больше, чем от первого и второго вместе взятых, и среди священников и дворян их тоже многие поддерживали, то исход любого голосования оказался бы совершенно другим.
И конечно же, король этого не хотел. И конечно же, им это не разрешали делать. А они решили, что все равно сделают. Аббат Эммануэль-Жозеф Сийес, прославленный своей брошюрой "Что такое третье сословие?" ( "Что такое третье сословие? — Всё. — Чем оно было до сих пор? — Ничем. — Что оно требует? — Стать чем-нибудь"), предложил 17 июня переименовать Генеральные Штаты. Решено было назваться Национальным собранием — а значит, считать депутатов представителями не отдельных сословий, а всей нации. Так и сделали.
20 июня депутаты, явившись на заседание, обнаружили, что Зал малых забав закрыт — им предлагалось разойтись, пока король не призовет их снова. А они не разошлись. Несмотря на дождь депутаты (, а их было около тысячи!) пошли по Версальскому парку, обнаружили огромный пустой зал "для игры в мяч" — и там дали торжественную клятву не расходиться, пока не выполнят свой долг. 23 июня к депутатам теперь уже Национального собрания явился король, который заявил, что заседания будут проходить по-старому. После его ухода обер-церемониймейстер Анри-Эврар де Дрё-Брезе приказал собравшимся исполнить повеление короля. И вот тут выяснилось, что графа Мирабо выбирали не зря.
Скромные торговцы и нотариусы, может быть, испугались бы и разошлись, а аристократ Мирабо вышел вперед и своим громовым голосом (важная черта политика в домикрофонную эпоху) произнес: "Передайте вашему господину, что мы собрались здесь по воле народа и что нас нельзя удалить иначе, как силой штыков!"
И король уступил. И на самом деле Французская революция началась с этих дней и с этих слов, а вовсе не с куда более знаменитого взятия Бастилии. Она началась с того момента, когда люди перестали подчиняться королю.
Сегодня можно сказать: вот, не созвал бы Людовик Генеральные Штаты, не дал бы слабину, а уж созвав, не позволил бы им заседать всем вместе, и не было бы ни взятия Бастилии, ни последующих бурь, ни казни короля, ни якобинского террора. Людовик XIV говорил: "Государство — это я!" и правил как хотел, а Людовик XV вообще считал: "После нас хоть потоп!" — и тоже спокойно прожил жизнь. Точно так же можно сказать — не начал бы Горбачев перестройку, не созвал бы Первый съезд советов, не появилась бы Межрегиональная депутатская группа, и дальше бы ничего не было, и сидели бы мы сейчас в Советском Союзе, бегали по магазинам в поисках того, что "выбросили", а по вечерам читали самиздат.
А можно сказать по-другому: созвал бы Людовик Генеральные Штаты на десять лет раньше, провел бы реформы быстрее, наверное, все равно рвануло, так же, как в конце концов рвануло бы и в СССР, но только — могло бы все пройти спокойнее, не было бы еще такого напряжения, такой бури, действовал бы король по собственной "доброй воле", а не под давлением обстоятельств и общества, — глядишь, и голову сохранил бы на плечах.
Не получилось. Людовику XVI отрубят голову в 1793 году, всего через неполных четыре года после того, как Генеральные Штаты объявили себя Национальным собранием. Граф Мирабо станет великим революционером, а потом, уже после его смерти окажется, что он пытался тайно давать советы королю, и его объявят предателем. Дрё-Брезе сумеет тайно покинуть страну, вернется только после окончания революции — и снова станет обер-церемониймейстером. А аббат Сийес больше почти ничего не сделает за революционные годы и на вопрос о том, что же он делал во время революции, ответит: "Я оставался жив".
! Орфография и стилистика автора сохранены
