Мое первое воспоминание о космосе — детский бунт. В арбатских переулках, где прошло мое детство, в детский сад отдавать детей было не принято, так что я ходила в "гулятельную группу", нас отводили на несколько часов в скверик, оставляли с воспитательницами, а потом забирали домой. Помню, как мы все с воплями, криками и даже попытками уйти самостоятельно требовали, чтобы нас немедленно отпустили домой, потому что мы хотели смотреть встречу возвратившихся из полета космонавтов.
Не знаю, что это был за полет, но так как точно помню, что космонавтов там было несколько, то значит, это был либо октябрь 1964 года, когда впервые полетели три человека — Комаров, Феоктистов и Егоров, либо март 1965-го — Беляев и Леонов, когда Леонов впервые вышел в открытый космос.
Второе воспоминание, к сожалению, могу датировать точно — 24 апреля 1967 года, понедельник. Я заканчиваю учиться в первом классе. Мы с подружками во второй половине дня гуляем рядом со школой. Вдруг к нам подбегает мальчик чуть постарше нас и кричит: "Комаров погиб!" — "Откуда ты знаешь?" — "По телевизору сказали, и мама мне велела бежать на улицу и всем рассказать".
В этих двух воспоминаниях для меня — удивительный срез той эпохи, когда посмотреть по телевизору, как космонавтов везут по Красной площади, — казалось невероятно важным далеко не только для маленьких детей. Когда мама отправляла мальчика на улицу специально для того, чтобы тот подходил к незнакомым людям и сообщал им страшную весть о гибели космонавта.
Когда из каждого приемника неслось: "Заправлены в планшеты космические карты…" (и даже дети в пионерском лагере у товарища Дынина в "Добро пожаловать" это поют) или "Я Земля, я своих провожаю питомцев…". А в бесценной "Библиотеке современной фантастики" в каждой второй книге: "Начинаем нуль-транспортировку", "расстояние — 10 миллионов парсеков", "Эта планета обитаема…"
Освоение космоса казалось тогда чем-то невероятно важным. Каждого космонавта (во всяком случае советского — американских для нас как бы не существовало) мы знали по имени и в лицо. Сегодня, когда я читаю, что Илон Маск собирается отправлять людей на МКС, мне надо немного напрячься, чтобы сообразить, что это не та станция, которую затопили в море, а другая — я уже не очень точно понимаю, что там творится на орбите, просто нет времени да и желания за этим следить.
А полвека назад и детям, и взрослым казалось, что взлет каждой ракеты -это нечто, непосредственно нас всех касающееся. Естественно, здесь огромную роль играла пропаганда — как в СССР, так и в США. Каждая сверхдержава хотела показать свои невероятные достижения — ради этого спешили, рисковали людьми, вкладывали огромные деньги.
Запуск первого американского астронавта Алана Шепарда отстал от Гагарина меньше чем на месяц — для Шепарда это было настоящей трагедией. Услышав о полете Гагарина он с такой силой ударил по столу, что чуть не разбил руку. Через 20 дней после полета Шепарда, 25 мая 1961 году президент Кеннеди уже заявил Конгрессу, что США должны будут до конца десятилетия отправить человека на Луну и вернуть его живым обратно. Соревнование продолжилось.
В СССР тоже была своя лунная программа, куда, естественно, рвались все члены отряда космонавтов. Одним из основных кандидатов был, увы, как раз погибший Комаров. Программу свернули, когда поняли, что за "Аполлонами" не угнаться — и слава богу, что свернули, потому что похоже, что в испытывавшихся тогда ракетах были конструктивные изъяны, и скорее всего дело закончилось бы человеческими жертвами. Поэтому СССР ограничился отправкой "Луноходов".
Среди бешеной гонки и беспрерывных соревнований удивительной отдушиной и странным порождением "разрядки" стала в 1975 году стыковка "Союза" и "Аполлона", породившая столь популярные в то время сигареты. Помню, как Брежнев по телемосту бурчал что-то неразборчивое космонавтам, и как с ними весело и раскованно разговаривал президент Форд.
Помню из более близких к сегодняшним времен, как ужасно возмущались депутаты Думы появлением в фильме "Армагеддон" очень симпатичного космонавта Андропова, который уже бог знает сколько времени сидел на орбите — и корабль его напоминал русскую избу — с какими-то вещичками, сушившимися на веревке, с фотографиями оставшихся на Земле близких.
Так и не могу понять, чем они были возмущены? Герой Брюса Уиллиса ценой своей жизни спас Землю от астероида, но Андропов-то сумел запустить корабль и спасти всех остальных спасателей, произнеся восхитительную фразу: "Американский компьютер, российский, какая разница, все сделало в Тайване" — а затем треснул по зависшему компьютеру какой-то палкой — и корабль взлетел. Замечательный, по-моему, образ, исполненный глубочайшего символизма.
И вот теперь Илон Маск собирается "частным образом" доставлять людей на МКС, а потом вообще отправить 50 миллионов человек на Марс и трудоустроить их там. Роскосмосу, конечно, невесело от таких новостей. Рогозин может сколько угодно говорить про освоение Луны, но что-то мне подсказывает, что все получится примерно как у космонавта Андропова.
Хотя, вообще-то, ужасно хочется, чтобы все космические державы перестали соревноваться друг с другом, взялись за руки, принялись сотрудничать и запели что-нибудь вроде "На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы".
Как тебе такое предложение, Илон Маск?
! Орфография и стилистика автора сохранены
