"С кем вы, покойные мастера культуры?" — однажды спросил я у пространств и времен, как человек русской культуры. Полагаю, что эта шутка будет актуальна еще на долгие времена.
Вне всякой связи с уходом из жизни Марка Захарова ввязался я на днях в дискуссию о некоторых аспектах мировоззрения Пушкина, хорошо помня статьи Владимира Жаботинского об антисемитизме в русской литературе. Впервые читал эти статьи в брежневские времена, когда они имели хождение в самиздате наряду с текстами самых разных идеологически направлений, отличных от кондового официоза.
Я высказал мнение, что, к чести Пушкина, своей литературной или любой другой карьеры он на антисемитизме не строил и строить не планировал, но в силу особенностей дворянской русской культуры, как ее просвещенный представитель, ориентированный на европейский курс развития страны, ненавязчиво антисемитствовал, что характерно для многих представителей европейской культуры и по сей день. Говорил я о том, что Пушкин вполне придерживался антисемитских стереотипов и что если заняться темой "Евреи в творчестве Пушкина", то мы не увидим в произведениях Пушкина ни еврейских мыслителей, ни еврейских праведников, но увидим в них ровно тот же образ еврея, который будет вовсю раскручен и в будущей геббельсовской пропаганде.
В ответ мне возразили, что Пушкин не знал еврейских мыслителей и праведников, а писал то, что видел.
Я переспросил: "Пушкин не знал еврейских мыслителей и праведников? Пушкин что видел, то и писал?"
И не удержался от такого замечания: "Я утверждаю, что Пушкин был антисемитом, а вы утверждаете, что Пушкин был идиотом".
Я понимаю, как трудно принять тот факт, что любимые тобою авторы, чьи произведения стали частью самого тебя, порой исповедовали взгляды не просто с твоими несовместимые, но и прямо тебе враждебные. Значит ли это, что ты должен предать анафеме их творчество, вычеркнув его из своей души?
Что ж — и это путь. Путь, по которому шли целые культуры. То же христианство, сознательно сохранив в результате долгих и непростых споров иудейское наследие, напрочь отказалось от языческого вплоть до разрушения храмов и уничтожения рукописей. Зато реабилитация языческого культурного наследия, последовавшая через века, вошла в христианский мир под общим названием эпохи Возрождения.
Что же возродилось, как не душа в первую очередь, часть которой была подвергнута ампутации, часто добровольной?
И означает ли такое возрождение души, что она приняла все язычество целиком, включая вещи, тотально несовместимые с христианскими ценностями?
Все это вещи чрезвычайно болезненные для мировых культур, что уж говорить об одной человеческой личности.
В личном дневнике, когда время хрущевской оттепели окончательно ушло в прошлое, Юрий Нагибин писал, что легко и просто вернулось время, когда стала возможна любая подлость, а на лица пропагандистов на ТВ стало физически невозможно смотреть.
Я помню те лица. Мне есть с чем сравнивать.
Вы знаете, лица тех времен все же старались всеми силами сохранить человеческий облик. Мы и сейчас видим такие лица. Но видим и те, которые соревнуются друг с другом в демонстрации окончательного отказа от всего человеческого, являя звериные оскалы и удавьи взгляды в качестве высших патриотических добродетелей на публичных псевдодиспутах о том, что есть окончательная и единственно возможная истина на данный конкретный момент.
Вот в таких условиях обрело в кругах принципиальных приверженцев идеи того, что не все дозволено человеку по части отказа от всего человеческого, но есть какие-то границы дозволенного, второе рождение слово "нерукопожатный".
И пережив горечь утраты от ухода из этой жизни человека, подарившего мне в годы правления Брежнева ярчайшие телепостановки пьес Шварца и Горина, я не мог не вспомнить, что постановку "Бориса Годунова", осуществленную Юрием Любимовым, режим запретил, запретил режим и "Доходное место" в постановке Марка Захарова.
Почему же был дан зеленый свет постановкам "Обыкновенного чуда", "Самого правдивого", "Дома, который построил Свифт"?
Чему такому научился режиссер, что власть, которую невозможно перехитрить по части лояльности или нелояльности к ней, полюбила его постановки, казалось бы, откровенно подрывных — по тем временам — пьес?
Тексты текстами, а постановки постановками. Из романа Клауса Манна "Мефистофель. История одной карьеры" мы прекрасно помним, что и Гете, и Шекспира можно ставить так, что эти пьесы будут лить воду на мельницу культуры нацистской Германии. Ну не вся же зубодробильная примитивная пропаганда прямого зомбирования. Пусть отдельные зомби с помощью Шекспира, Гете, Шварца, Горина в соответствующих постановках почувствуют себя людьми. А уж власть знает, для чего ей это нужно.
И еще возник вопрос: как человек, который публично сжег свой партбилет, когда КПСС была отрешена от власти, потом стал доверенным лицом "Единой России", когда она у власти укрепилась? Рукопожатный он или нет, по мнению строгих хранителей либеральных традиций?
В ФБ меня попрекнули, мол, не нужно о политике, когда человек из жизни ушел. Я спросил: а о человеке можно? О его жизни можно?
Вчера впервые посмотрел "Чайку" в постановке Марка Захарова 2005 года.
Конечно, есть и восхищения, и разочарования.
Но это настоящий Чехов!
За что и мои аплодисменты этому режиссеру, фильмы и театральные постановки которого, конечно же, буду еще пересматривать.
