Фейсбучная дискуссия о детских книгах заставила вспомнить нечто неприятное, глубоко и, казалось бы, напрочь забытое.
Речь в дискуссии шла о переизданных (зачем-то) советских рассказах, с мнением автора о "родительской цензуре" я согласен не вполне: если уж читаешь что-то с детьми, и видишь заложенную "мину" - ее лучше честно разрядить, а не ограждать.
Но это - мое мнение, а как поступать - дело автора, его личное решение.
Вопрос в том, что же это за "мина" такая?
Ведь оказалось, что кто-то это за "мину" не считает. Оказалось, что некоторые комментаторы (правда, с полупустого аккаунта) говорят, будто это - рассказ о чести.
Итак. Леонид Пантелеев, автор "Республики ШКИД". А рассказ назывался "Честное слово".
Я это помню - по внеклассному чтению. И то, что мысль была одна: а мальчик-то - дурак. Только высказывать ее было нельзя, нужно было ограничиться двумя-тремя дежурными фразами про "настоящих людей".
Уверен, что половина моих одноклассников думала примерно так (а остальные рассказ и комментарии слушали вполуха).
Сейчас я понимаю, что был прав, но не вполне - надо учитывать контекст эпохи написания рассказа.
Вот и давайте его разберем - и лежащую на чьей-то дороге "мину" разрядим.
Автор видит в уже закрывающемся сквере на Васильевском маленького мальчика, который почему-то не ушел домой, а стоит и плачет. Выясняется, что случилось: оказывается, там старшие мальчишки играли в войну, он попросился в игру, его назначили часовым, потом мальчишки убежали... а он-то не может - он же честное слово дал, и пока его не снимут с поста, никуда уйти нельзя. И взрослый - гражданский - автор сделать ничего не может.
Впрочем, в конце концов смог: надо было найти военного, с которым произошла в ходе переизданий некоторая странность *), - и тот приказывает оставить пост. И все довольны.
"А когда он вырастет... Еще не известно, кем он будет, когда вырастет, но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек", - заключает автор.
Вот, кстати, интересное такое умозаключение - и чисто советское словосочетание. "Настоящий человек". Если есть настоящие, то есть и какие-то ненастоящие, разве не так?
Когда я говорю - такой-то, мелющий в последнее время много гадости, не журналист, - я ведь нисколько не сомневаюсь в его человеческой сущности. Не журналист - но человек, конечно. Может быть, плоховатый. Но самый настоящий. Принадлежащий к одному со мной человеческому виду. Был бы инопланетянин или андроид - иное дело. Но он же не андроид!
Скажу больше: я считаю людьми даже самых отвратительных человеческих персонажей - не буду их перечислять, список длинный.
А где же может существовать это очеловечивание с расчеловечиванием?
Может. У дикарских племен.
Которые называют свой народ простенько так - "настоящие люди". Как бы намекая, что вот они, гордые тумба-юмба - настоящие, а соседи из юмба-тумба - вроде, и люди, да не совсем... Иногда даже и до просто "людей" свое самоназвание сокращают.
Так вот в рассказе - именно это очеловечивание с не озвученным, но вполне предполагаемым расчеловечиванием. И оно не вызывало протеста, не резало слух (по крайней мере, нельзя было встать и заявить такое - что это, мол, автор пишет: все - люди, и все - настоящие). А если общество такое принимает, то можно кое-что сказать о его дикарском характере.
А еще больше можно сказать о дикости, если вспомнить обряды инициации. Символическая смерть юноши (иногда очень болезненная, иногда даже кончающаяся и реальной смертью), после которой он становится мужчиной и воином.
Рассказ - именно об этом.
А еще - о страхе и невротизации.
Мальчик боится. Боится, что его посчитают парией с формулировкой "а, ты на посту стоять не смог - Родину [и Сталина!] предашь..." Возможно, не такими уж незнакомыми были старшие мальчишки. Возможно, не просто так о нем "забыли" - а вполне преднамеренно. Может, они вообще спрятались где-то поблизости, решив понаблюдать - кто знает-то?
Талантливый автор - на то и талантливый, что правда о времени в его рассказе выплывет сама, даже если он этого и не хотел.
А давайте сыграем в игру... Нет, не в войну, а в нечто более интересное - в игру "Поменяй декорации".
Возьмем - и перенесем действие. Например, с Васильевского - куда-нибудь в Тиргартен. Ну, и офицер тогда, конечно, будет несколько другим - с двумя рунами в петлице...
Что-то поменяется кардинально? Надо будет сильно переписывать? Нет!
Ну, добавить к "настоящему человеку" "истинного арийца". Ну, проакцентировать блондинистость мальчика. Но можно и без этого. Бальдур фон Ширах одобрил бы и так! (А мы, сегодняшние, узнав о таком рассказе, поморщились бы - какой же мерзостью пичкала пропаганда детей рейха. Подозреваю, что больше всего морщились бы те, кто пафосно рассуждает о "чести").
Япония, та же эпоха.
А тут не надо рассказов. Мы все прекрасно помним про именно таких забытых часовых - не 6-7 лет, постарше, но по развитию вполне тому мальчишке соответствовавших. И угробивших юность (а для иных - и зрелость) на ожидание на острове где-нибудь на Филиппинах или в Индонезии корабля от давно капитулировавших своих. И религиозно служащих императору, который давно уже стал просто конституционным монархом.
США. 1940-е... Предположим, дело было в Сан-Франциско, а офицер - не кавалерист, а военный моряк, недавно сильно потрепанный в боях с теми самыми японцами - но излучающий жизнерадостность (а зовут его - случайно - Джон Фитцджеральд).
А вот и нет.
Потому что все упрется в "не верю!" И светлый образ Кеннеди рассказ не спасет. Что-то пошло не так.
А что не так?
Американские мальчишки в те годы в войну не играли?
А во что ж им тогда еще и играть!
Они - старшие - никогда-никогда не издевались над младшими?
Думаю, издевались (Брэдбери и Стивен Кинг в помощь такому мнению).
А что же тогда?
Как мне представляется, это закладывается в человеке Свободного Мира с самого детства. В 5-6 лет оно уже вполне себе есть: твое честное слово - это не просто так, оно увязано с честным словом другого. "Это не улица с односторонним движением" (с).
С этими старшими мальчишками был заключен честный контракт? Да. Кто его нарушил? Они его и нарушили - взяли, забыли - и ушли домой. Значит, контракт более недействителен, можно идти домой самому - и больше с этими нарушителями честных контрактов не водиться!
Вероятно, это не будет сформулировано в детских мозгах вот в такой форме. А формулировки и ни к чему, они придут потом, а пока - понимание, что лучше поступать вот так...
В этом и есть "их бездуховность". Которая на самом деле огромная сила - и настоящая, а не дикарская честь.
Да, к вопросу о... "Вам понятие "честь" не нравится?" - вопрос мне был сформулирован едва ли не в таком виде.
Что вы! Я считаю это понятие очень важным.
Вопрос, что мы в него вкладываем.
Каждый - разное.
Для меня честь - это точное и добросовестное соблюдение договора. Не только мною, но и второй стороной. А как иначе?
А иначе - "беззаветное служение" - соседство в одной стране деревянных бараков и сортиров с ядерными ракетами - и неизбежный цивилизационный проигрыш.
Не думайте, что бывает как-то по-другому. Не бывает.
*) Рассказ датируется дважды: в интернет-библиотеках это 1941-й, в Википедии указан 1943-й. Но действие никак не могло происходить в блокадном Ленинграде. Следовательно - в довоенном. А если так, то к чему вопрос "а сколько звездочек, мне не видно?" Не было у майора звездочек. "Шпалы" в петлицах - были. (Вот в мультфильме он - правильный). Ну, а в 1943-м рассказ мог быть переработан, но зачем-то остался уходящий в прошлое род войск - кавалерия.
! Орфография и стилистика автора сохранены
