1957 год. Февраль. Рождение. Фестиваль. Спутник. Железный занавес, отделявший страну от мира, оказался не стальным — а ржавым. Тёплый дождь Оттепели. Ветер Свободы. Казалось, они легко проникали сквозь ещё совсем недавно казавшуюся непреодолимой советскую стену. Наполняли страну уважением, делали её СТРАНОЙ. В 1958 появился даже термин — "дети фестиваля". Да, он значил совсем не то. Да, я был рождён в 1957-м, но я стал ребёнком фестиваля. Родился в пытавшейся стать другой стране. Память делавшего первые шаги человека уничтожить нельзя. Прививка воздуха Свободы — это прививка от столбняка страха, который так удобен для власти. Это на всю жизнь.
1968 год. Август. Сообщение ТАСС. Выполняя долг... (?) Советские войска, вместе с войсками стран Варшавского договора — ВТОРГЛИСЬ!!! — вошли на территорию независимой Чехословакии — для сохранения социалистического строя и защиты её суверенитета от НАТО??? Хрупкий мир был разрушен, разбит, раздавлен гусеницами на Вацлавской площади. Сгорел вместе с Яном Палахом. Был вынужден эмигрировать вместе со многими десятками тысяч граждан страны. В Москве на Красную площадь вышла горстка. Всего 8½! Символично? Да, для любящих кино и переживших скандал подвига Григория Чухрая, давшего фильму Фредерико Феллини "8½", итальянца, капиталиста, натовца, главный приз Московского международного кинофестиваля, несмотря на расписанный в ЦК ритуал обязательного выигрыша фестиваля советским или социалистическим фильмом, численное совпадение? Метафора времени? Возможно... Хотя, напомню девиз кинофестиваля "За гуманизм и дружбу между народами". Они СМЕЛЬЧАКИ, люди с Совестью и Честью, а не с заменявшим их многим согражданам привычным и удобным партийным или комсомольским билетом, вышли "За Вашу и Нашу СВОБОДУ"! За гуманизм. В школе, одноклассники могут подтвердить, если живы и помнят, у нас начались "разборки". Для них детство, юность продолжались, для меня кончились. Спасибо первым чехословацким друзьям Ваньке, её отцу Яну, фильмам "чешской новой волны", Милошу Форману, Вере Хитиловой, многим другим. Танки вошли не только в Ваш дом, они вошли в меня. Со всеми иллюзиями и надеждами оттепели было покончено. Начиналась другая, взрослая жизнь... "Танки идут по Праге" писал, нет, рыдал Е. Евтушенко.
1991. Август. Раннее утро. Звонок из Нью-Йорка. Взволнованный голос. У вас что там? Танки! БМП! БТР! Идут к Кремлю по Ленинскому проспекту. А по какому им ещё идти? Разумеется, та же картина на Комсомольском, проспекте Андропова, площади Дзержинского, на ЛЕНИНградском проспекте. Других названий для нас у власти нет. Топонимика тоталитаризма. Что-то переименовали, что-то всё ещё готово скрежетать под гусеницами новых танков. Горстка людей на ступенях Московского Белого дома — тогда дома Российского Верховного Совета и Правительства РСФСР. Непреодолимого охраняемого ФСО, ФСБ, Национальной гвардией и ещё Полицией забора — вокруг дома Правительства РФ — ещё нет. Лебединое озеро по всем телеканалам. Народные депутаты Генерал КГБ Олег Калугин, войсковой генерал-полковник Константин Кобец, священник Отец Глеб Якунин, десятки людей, окружающих их, слушающих, пытающихся понять, что происходит. Борис Николаевич Ельцин на крыше броневика — воззвание к народу. Людей прибавляется. Появляются баррикады из строительного мусора, мебели, развернутых троллейбусов. Людям не страшно, нет, неправда, страшно! Страшно оказаться вновь в стране-изгое, стране тоталитаризма и ГУЛАГА властно-полицейского режима. Оказаться гражданами страны, метко названной "тюрьмой народов" и "империей страха". Гражданами, которые делят с властью, бесконечно, безнравственно наполняющей свои карманы, ответственность за всё совершаемое и от их, граждан, избирателей, имени. Ответственность за вторжение наших войск в другие страны. За подавление демократии и неисполнение законов страны вплоть до собственной конституции. За чванство и бескультурье властных мужей и дам, вольготно рассаженных в тёплые номенклатурные кресла. За убийства своих граждан. За нищее существование миллионов, и презрение к ним власти. За ложь, льющуюся с экранов и из репродукторов, легко слетающую со страниц газет и журналов, и прежде всего учебников. За всё то, что на нормальном языке называется преступлением против человечества и человечности, против гуманизма. Невольная ответственность всех сограждан за соучастие, потакание преступлениям. На трибуне М. Ростропович: "Я счастлив быть в этот день с вами!" Алесь Адамович: "Посмотрите друг на друга! Какие у вас красивые, счастливые, свободные лица!" Снос памятника на ныне Лубянской площади. Символа. Для одних узурпации и власти, для других — нескончаемого горя. Выступление Елены Боннэр. Испуганные взгляды из-за штор в здании за памятником. Нет, штурма нет. Крови, как в Бухаресте, не будет. Дымок срочно уничтоженных документов развеялся. Опечатанное здание ЦК КПСС приняло новых и перестроившихся, несмотря на то что "не могу поступиться принципами" старых постояльцев. Промозглый, холодный дождь 20 августа 1991 года в Москве оказался пророческим. Остался только трёхцветный флаг. Гимн сменился. Слова в очередной раз чуть переписаны. Двуглавый орёл отлично соседствует с Красной звездой, в лапах у невиданной птицы, смотрящей в разные стороны, не хватает только глобуса мира, как было на гербе СССР. Утверждают — страна встала с колен. Вспоминается — "жить стало лучше, жить стало веселей"...
Прошло 60 лет. Прошло 50 лет. Прошло 27 лет. Для одних — возможно, больше отпущенного на земле. Для других — вроде совсем немного. Помним? Знаем? Должны помнить, знать. Только тогда дождь и ветер смогут стать тёплыми, а коридор будет выводить к свету, а не кончаться стенкой.
