Он пришёл в суд над Улюкаевым и выдавил из себя слово "честь". "Честь" для него была явиться. В закрытое заседание. И там секретно потрясти своей "честью".
С той же "честью" Сечин заботился о том, чтобы Улюкаев не простудился, "Леша" носил курточку. Был ласков, как Папа Карло с Буратино. А в это время писали разговор и Сечин знал, что посадят бедного "Лешу" по его навету — был "Леша" министром, станет лагерной пылью. Как в 30-е. Сечин смотрел в глаза, вел беседу и понимал, что втыкает в "Лешу" нож. Всё глубже и глубже. Знал, что пропал "Леша".
В великом фильме Алексея Германа "Мой друг Иван Лапшин" есть эпизод.
Матёрый бандит идет на интеллигентного героя Андрея Миронова, неся ему палку, изображая беззащитность и канючит жалобным голосом: "За что дяденька? Ну за что?". А когда подходит, оборачивается бледным зверем, всаживает нож, долго его не вынимает и грабит — отнимает револьвер, оставляет умирать.
Услышав, что Сечин заговорил о "чести", вспомните этот эпизод.
Сгонял в "суд", отдулся перед мантией, перекрестил своей "честью" "Лешу", помог спустить его на шесть лет в клоаку строгого режима и поехал домой пить чай, смотреть телевизор и присматриваться к "Лукойлу".
О времена! О нравы!
