Книга о Сибири
В Сибири я быстро привык, когда местные русские говорят: "У вас там, в России". И что, по мнению сибиряков, жители к Западу от Урала — это распутный и ленивый балласт на дотации от их нефти и газа. Ненависть к Москве — это многовековая норма мышления многих неглупых сибиряков. Собственно, работа Дитмара Дальмана "Сибирь. С XVI века и до настоящего времени" и говорит, что Сибирь для Москвы всегда была бесправной колонией. Что и породило такие взгляды.
Уже давно Сибирь — историческая часть моей страны, но в восприятии нашего "европейского" общества она нечто неопределенное и более далекое, чем пляжи Таиланда или соседка-Украина. Земля, где отцы служили по гарнизонам или строили БАМ. Либерал вставит ремарку про ГУЛАГ, а патриот скажет, что Москва хлебосольно присоединила туземные народы. Племя туристов и автостопщиков более близки к земле, но их мало. Книги и фильмы о Сибири, без которой Россия не стала бы сильным государством, — редкость. Сибирь — это наше все. Без нее страна — это географический обрубок с плохой экономикой и вопросом, где взять деньги.
Даже в специализированных книжных магазинах найти что-то о Сибири, кроме гулаговской темы, затруднительно. Украинский национализм, скучные европейские анархисты, Фидель Кастро — это в изобилии. Так что 550-страничный кирпич Дальмана "Сибирь. С XVI века и до настоящего времени" в Фаланстере (здесь не реклама, а внимание к легендарному книжному клубу) бросался в глаза. "Захватывающая книга", — анонсировало издательство "РОСПЭН" написанный в 2009 году и напечатанный на русском языке в 2016 году томик. И, как положено, но нелепо, москвичам добавлялось о внимании автора к сибирской природе, которая якобы "на грани полного разрушения".
Сибирь: покорение или освоение?
Профессор Дальман читает лекции в Боннском университете и пишет о восточноевропейской истории; он ненадолго посещал Сибирь. Подкупающая презентация. Лично я ожидал от его труда отсутствия традиционного для российской историографии вранья о "мирном освоении Сибири" и по крайней мере не скучного чтения. "И во мне живут образы Сибири, не только картины тайги и Байкала, Новосибирска и Иркутска", — такое начало вроде давало понять, что автор чувствует нашу Сибирь.
В привычной для немцев манере Дальман расписывает, что такое Русь, монголы и Орда. Экскурсы, рассчитанные на нулевое знание русской истории у западного читателя, отнимают немало страниц книги и упрощают непосредственно сибирскую картину. Также Дальман предупреждает, что рассматривает Сибирь с уклоном в проблемы нерусского населения и экологию. И от себя добавлю — обильно перечисляя немцев, связанных с Сибирью, что, по мне, уже перебор.
Если русскоязычная наука, занимаясь Сибирью, упирает на задачи окультуривания земли, то "наш" немец считает, что приход русских за Урал — это коммерческие интересы; Ермак был не первым. В 17 веке сибирская пушнина дала Москве 1/3 бюджета: 200 тысяч ясачников платили царю почти как 10 миллионов европейских подданных. Теперь мех сменила нефть и газ, но принцип не поменялся: "Метрополия брала все, что хотела, и в огромных количествах". И 17 век для Сибири — это поток русских мужчин при оружии, включая множество пленных: поляков, немцев и скандинавов. Стычки, истребление поселений аборигенов и налогообложение их пушниной, иногда повторное из-за конкуренции отрядов. Русского населения было мало, а на одну белую даму приходилось десять обладателей пенисов: мужчины брали в жены раскосых женщин, и некоторые племена вымирали. Те, кого наши историки изящно описывают исследователями, у Дальмана выглядят как бандиты: например, первооткрыватель Камчатки Владимир Атласов. Ну а приобщение к вере православной состоялось с уничтожением культурных памятников. Башкир и бурят не тронули сенью Христа — народы воинственные. Плюс царил заветный почерк Москвы: "недостатки в управлении Сибири были поистине неисчислимы: взяточничество, покупка должностей и ведомственный произвол".
Здесь я подозреваю, что любители воровать с Каспаров.Ru для пабликов, как Orange, загорятся желанием разразиться текстом о самобытной Сибири, отжатой "москалями". Сибирь была обречена стать чьей-то: ее запад терзали среднеазиатские кочевники, а с юга поднимался Китай. Англичане бы перебили туземцев и построили там сытые фермы. И если бы Сибирь попала в руки Пекину — Дальман поднимает тему китайских прав на ее часть, — то этноменьшинства там не выжили бы вообще. Жители приграничья, как алтайцы, с нелюбовью отзываются о китайской экспансии 18 века — мои наблюдения.
Нюансы этнических проблем
Красная линия книги — противопоставление русских и сибирских народов. Дальман и в титульных республиках, где преобладают русские, видит "задачу растворения малых этносов". И он утомляет из-за феерических ошибок. Ногайцы у него — это татарский народ. Ломоносов — сибиряк, а атаман Григорий Семенов — башкир либо по отцу, либо по матери. Мелкие восстания против красных в Якутии он трактует как "ожесточенные", не уточнив, что в них участвовали и русские "колонизаторы". Еще Дальман заходит так далеко, что отвергает рабовладельческий характер (угон русских) Казанского ханства.
Библиография у Дальмана немаленькая. Но этнографических работ таких практиков, как Владимир Арсеньев (Приморье) и Владимир Обручев (Северо-восток), там нет. Ничего не сказано о китайской колонизации уже российского Дальнего Востока в начале 20 века; травле китайцами малых народов и экоциде. А когда Дальман переключается на Якутию, то творятся странные вещи. Этническую историю Сахи немец знает схематично: о дискриминации якутами юкагиров, эвенков и эвенов нет ни слова. Как и о том, что якуты сами колонизировали бассейны нижней Лены, Колымы и Индигирки в 17-20 веках. И такой подход — обыденность в ученом мире. Одни, как боннский профессор, блистают предвзятой поверхностностью, а другие обладатели регалий всерьез ссылаются на "Протоколы сионских мудрецов" и "План Даллеса".
Активное исключение Дальманом из "коренных народов" русских я считаю натянутым: миграция и замещение этносов (тюрки, монголы, угры) в Сибири были и до прихода русских. История жестока. Сами автохтоны давно не мыслят критериями жертвы. "Мы, сибиряки, — честь человечества, воды одной реки; стали друзьями враги, переплелись в объятиях радости бурной, ради многоголосья крови; братский котел народов, сердце этой страны", — слова из песни "Мы сибиряки" этно-группы "Буготак". А Дальмана понять можно: ФРГ — максимальная толерантность, мания европейцев виниться за колониальное прошлое. Не будешь каяться, еще в расисты запишут.
Нюанс ксенофобии к русским — дотируемая из бюджета этническая номенклатура Якутии, Бурятии и Тувы — в книге опущен.
Крестьяне, Столыпин и СССР: когда появились сибиряки?
Отношение метрополии к Сибири схоже с поведением Испанской империи к Латинской Америке — это моя аналогия, а не Дальмана. Его констатация: жидкий переселенческий поток, экономические санкции к региону и сырьевая экономика. В торможении духовного развития колонии Россия превзошла всех — первый университет открылся в Томске аж в 1888 году: сибиряки ездили учиться за Урал! Железную дорогу провели только в начале 20 века; когда ее строили, оказалось, что "квалифицированных рабочих в Сибири не было в принципе". И странно, что при этом автор не находит каторжно-ссыльную традицию империи "строгой". Тут без комментариев.
Обрусение Сибири двинулось в 18 веке. Русский крестьянин и крестьянка зашли за Урал и медленно расселились. Авантюристов из острогов сменили регулярные казаки и войска, появилась городская культура. Начало 19 века: численность русских — один миллион человек, что превысило количество "инородцев". Конец века — уже 4,8 миллиона русских жили в Сибири, и 870 тысяч человек от малых народов.
Благодаря Транссибу сибиряки сделали Империю "третьим по величине экспортером масла в Великобританию". Столыпинский проект по переселению голодных хлебопашцев за Урал (5 миллионов человек) привел в регион людей, которыми местные были не слишком рады. Это первый акт массового заселения Сибири за три века господства России. К революции 1917 года Сибирь подошла сытой и крестьянской, где "уровень механизации был выше, чем в европейской части", и малограмотной; царизм там не жаловали, но и большевистские апелляции к голодранцам прошли мимо. В Сибири "доминировали умеренно социалистические и региональные силы в сотрудничестве с буржуазными". Белые "верховного правителя" Александра Колчака — России, "которую мы потеряли", отметились грабежами крестьян и "бессмысленной жестокостью".
Интересно остановиться на статистике русского народонаселения: русских, украинцев, белорусов и, отчасти, немцев и евреев. Костяк переселился в регион до образования СССР. Две трети русских сибиряков — потомки досоветских крестьян, а не присланных работяг, чье потомство так прославилось пьянством и криминалом. Советский поток, зачастую, карьеристов — это строители, чиновники и военные, что имели привычку возвращаться в европейскую часть. Тот катастрофический отток, вызванный "реформами" режима Ельцина, — не первый. Советский человек не задерживался в Сибири.
Холодный дождь для патриотов: советские свершения
Советские промышленные проекты задали направления сибирским коммуникациям. БАМ, трасса Колыма и другие, длиннейшие и неизвестные европейцу дорожные тракты. Но гигантская индустриализация, которой восторгаются наши красно-коричневые публицисты, находит у Дальмана кислые оценки. Плохие условия жизни в Челябинске, Магнитогорске, Норильске, Красноярске и Кузбассе — итоги пятилеток Сталина.
Не успела сельская Сибирь вновь наполнить экспорт, уже СССР, как ее разорили колхозами. Дальше большевики принялись возводить промзоны. Дальман о Магнитогорске: "Стабильности условий труда и жизни достигали с трудом — ввиду хаотичного планирования и чудовищной бесхозяйственности". Появлялись заводы, но не было места для рабочих, а новые города Сибири походили на все, что угодно, кроме полиса: "строительство квартир и снабжение продуктами питания не поспевали за урбанизацией". Неустроенный быт коммуналки порождал взвинченность населения.
Во время Второй мировой "области по ту сторону Урала оставались территориями с более низким статусом". И у сибиряков отнимали жилье для эвакуированных людей, от 10 до 17 миллионов. Сталина сменяли Хрущев и Брежнев, закрылись концлагеря ГУЛАГа. Лицом Сибири стали города, переполненные пролетариатом и номенклатурой, и частичная промышленная зависимость от Японии и Запада (чья техника шла на БАМ), заводские выбросы и вывоз сырья, переработанного или нет, из региона; а "производство товаров широкого потребления находилось на втором месте". Зарплаты не держали людей, приезжавших и уезжавших миллионами: "советские рабочие ожидали чего-то большего, чем хорошо оплачиваемой работы; не хватало школ и больниц".
Красноречиво, что советское руководство саботировало сохранение экологии: изнасилование "врага-природы" коммунистом было политической идеей. Когда на Западе бросились спасать леса и воду от капиталистов, в СССР уподобились странам третьего мира, сводя древесину под экспорт, а реки, как Енисей, перекрывая ГЭС, и засоряя Байкал. Хорошо что хоть одну идею "совки" не исполнили: переброску вод сибирских рек в Среднюю Азию.
Вечная колония сытой Москвы?
После Перестройки на запад от Урала сбежало 6 миллионов человек — в Сибири осталось 26 миллионов. И наши дни — добыча полезных ископаемых в регионе продолжается в гигантских масштабах. Топливо ищут даже на дне Байкала. Проложены добротные дороги до Карского моря, строится полотно в Анадырь, на федеральных трассах асфальт доводят до ума. Примечательно, что политиканы из Москвы периодически пинают дороги нашего Крайнего Севера. Да, им далеко до норвежских и финских, но они не хуже заполярных грунтовок в Канаде и Аляске.
Но рвения у властей к реставрации сельскохозяйственного сектора не наблюдается. Сибирь есть и остается колонией Москвы. "Перед Россией, а значит и перед Сибирью, стоят многочисленные проблемы, решить которые можно только чрезвычайным напряжением сил. Определенный скептицизм представляется мне уместным", — констатирует Дитмар Дальман.
Получила ли столица сибирский сепаратизм? Дальман лаконично упоминает сибирское областничество — регионализм. Областники скромно и без результатов просили царизм дать экономические свободы Сибири, открывать вузы, прекратить дискриминацию "инородцев". А в РФ разговоры о федерализации Сибири караются прокуратурой. Если о личном опыте — сибиряк устал от москвича, забирающего деньги и диктующего ему, что получать надо мало. Но он не скажет на площадях: "Хватит кормить Москву!" — административные цепи крепки.
Закрываю книгу
Дальману не хватило страниц сто, чтобы выбраться из уровня кастрированного конспекта по Сибири. Целые регионы остались за скобками, большие темы отмечены скороговорками, как русско-кыргызская война за Красноярск. Ошибки режут глаза. Европейский историк, не отягощенный надзирающим оком РАН, меня разочаровал. Сибирь надо учить не по книгам, а долго вдыхать, впитывать: ее мороз и жару, открытость и жестокость, и пространство, замкнутое в ином мире.
