75 лет назад погиб мой дед, Георгий Илларионов.
Он родился 3 апреля 1885 года в местечке Бабутина Пустошь Тульской губернии.
Родители его были бедными людьми, и детство Георгия было очень трудным. В написанной позже автобиографии он вспоминал о том времени:
"Когда мне было 8 лет, в доме, где мы жили, случился пожар, который уничтожил наш маленький домик и все имущество, – мы остались совершенно голыми. Какие-то добрые люди разрешили нам жить в некоем строении, для которого нельзя подобрать и названия. Приближалась холодная осень, беспрерывно лили дожди. Резкий северный ветер гнал тучи и проникал через все щели нашего жилища, как будто хотел заморозить нас до смерти. Я никогда не забуду этого ужасного времени".
В 1900 г. Георгий закончил 6-классное уездное училище в Алексине, затем выучился на телеграфиста и поступил на работу на Сызранско-Вяземскую железную дорогу. В 1905 г. в приложении к газете "Вестник Знания" он обнаружил учебник эсперанто и начал самостоятельно учить новый язык. В 1906 г. наступила пора идти на военную службу старшему брату Сергею, но у того уже была семья и маленькие дети. Тогда вместо брата в армию добровольцем вызвался идти Георгий. На военной службе он провел три года.
Вернувшись из армии, Георгий вновь стал работать телеграфистом – вначале на той же Сызранско-Вяземской, а затем на Северной железной дороге в Ярославле. Кроме того, он возобновил свои занятия эсперанто. 27 апреля 1914 г. в Московском Институте Эсперанто он успешно сдал экзамен о знании специального курса для преподавания языка эсперанто. В своем эссе "Как я стал эсперантистом, и как я веду пропаганду эсперанто", написанном на экзамене, Георгий отдал должное идеальной картине мира, вдохновленной создателями международного языка:
"Сделавшись сам эсперантистом, я стремлюсь также привлечь к Эсперанто и других людей, повсюду используя такие широко применяемые средства, как ключи Чефеча, афиши и все возможное для распространения высокой идеи эсперантизма, рисуя картину прекрасного будущего, когда человечество станет одной большой семьей. Когда-нибудь избавившись от всех – если можно так сказать – якобы утопических идей, с точки зрения чистой практики, с помощью Эсперанто, через Всемирную Ассоциацию Эсперантистов можно будет получать самую разнообразную информацию, а с помощью Эсперантистского Чек-банка можно будет посылать за границу даже самые малые суммы денег, ничего не теряя в их стоимости. Однако самым эффективным средством пропаганды Эсперанто, как мне кажется, является "говорить на языке Эсператно". Живя в городе Алексине я часто встречался с г-ном Щедродаровым, который хорошо знает Эсперанто. Мы оба старались не упустить случая для посещения тех мест, где мы могли бы обратить на себя внимание своими разговорами на Эсперанто.
Я не ошибусь, если скажу, что благодаря подобному способу пропаганды в городе Алексине сейчас имеется пять более или менее хорошо говорящих эсперантистов и три человека, начинающих учить наш язык.
Заканчивая свою статью, не могу удержаться, чтобы не сказать, что для того, чтобы наша идея завоевала мир, недостаточно только говорить об Эсперанто, также нужно говорить на Эсперанто".
(О судьбе Георгия Илларионова – в очерке Николая Степанова ""Обычная" судьба обычного эсперантиста" на сайте "История отечественного движения эсперантистов").
Увы, преподавать любимый язык Георгию Илларионову не пришлось. Началась мировая война. 18 июля 1914 г. он был призван на действительную военную службу, а 27 июля, как отмечено в его послужном списке, он был "отправлен в поход против Австро-Германии". После года участия в боевых действиях он был направлен во 2-ю Московскую школу прапорщиков, по окончании которой 3 ноября 1915 г. был произведен в прапорщики и направлен на австрийский фронт. Там летом 1916 г. он участвовал в Брусиловском прорыве. За храбрость он был награжден Георгиевскими крестами, а 24 июня 1916 г. был произведен в подпоручики. Когда Румыния вступила в войну, 242-й Луковский пехотный полк 61-й пехотной дивизии, в котором Георгий Илларионов командовал ротой, был направлен на болгарский фронт. Во время боев в Добрудже, "кровавые поля" которой он затем не раз вспоминал в своих письмах, он был тяжело ранен шрапнелью в голову и попал в плен к болгарам. Бежал, но его поймали и посадили в тифозный барак. Оттуда был совершен уже удачный побег. Он пробрался к берегу Черного моря и сумел приплыть на родину.
Дочь Георгия Николаевича, сестра моей мамы, Маргарита Георгиевна, вспоминала:
"Отец был личностью одарённой и гармонической. Почти все, чего он достиг, – не в материальном, а в духовном развитии, – это результат самообразования, постоянной работы над собой. У него было обострённое чувство языка, ораторские способности, тяга к изучению языков, не только эсперанто. Во время империалистической войны в лагере для военнопленных в Болгарии он находился вместе с французами и освоил бытовой французский, а также болгарский.
Вообще его отличала многосторонность интересов: в доме было много книг, выписывалось всегда несколько журналов, и специальных, и литературно-публицистических, и на языке эсперанто. И это делал молодой человек, едва вставший на ноги, с небольшим жалованьем.
Отец хорошо рисовал, например, настенные географические карты для училища, портреты, узоры для вышивания. У отца был сильный и гибкий баритон. Репертуар: русские народные песни, романсы, арии из опер. Иногда он аккомпанировал себе на балалайке. На всех общественных праздниках обязательно слышалось пение отца. Увлекало его и драматическое искусство. Он ставил спектакли и сам участвовал в них. Занимался гимнастикой и тяжелой атлетикой.
У него были золотые руки, выполнявшие всякую работу – и мужскую, и женскую. Он умел шить и пахать, вязать и переплетать книги, поставить сруб и косить… Увлекался и техническим творчеством. В юности он построил летательный аппарат, напоминавший планер, но городские власти запретили его полёт.
Кажется, его призванием была педагогика. В молодости он воспитывал племянниц, одна даже в точности переняла почерк своего дяди. Позднее он стал вести кружки эсперанто. Внимательно следил и за своими детьми, стараясь обеспечить нам умственное и физическое развитие. У нас был турник, шест, канат, гири для упражнений. На лето мы получали задание: искупаться 100 раз (Ока рядом), исписать столько-то тетрадей, содержать в порядке огород и т.п. Остались в памяти зимние домашние чтения, в частности, Некрасова, после чего мы, дети, устраивали спектакли, например, инсценировали "Кому на Руси жить хорошо". Большое внимание уделялось газетам, по ним мы выучились читать в 5 лет.
Часто звучал эсперанто. Отец занимался переводами, даже перевел "Евгения Онегина" на международный язык. Читал он нам и письма от своих корреспондентов-эсперантистов. Помню, что письмо от американских рабочих было опубликовано в районной газете "Знамя Ильича".
Нравственный облик отца был для нас идеалом и примером для подражания. Я помню его трепетную любовь к своим родителям. Он очень бережно ухаживал за нашим дедушкой, который дожил до 89 лет. В семье никогда не употреблялись бранные слова, не было ни вина, ни табака. Ни разу не поссорились мать с отцом. Дети всегда включались в семейные разговоры, участвовали в решении общих проблем. К отцу постоянно шли люди со своими бедами. Он никому не отказывал, писал прошения, ходатайствовал по многим делам. Помощь ближнему была его естественной потребностью.
На работе отец был принципиальным человеком, что, разумеется, ему вредило. Его часто включали в различные ревизионные комиссии. Последний случай в 1935 г. имел печальный исход. Материал, собранный отцом при проверке деятельности одного руководителя, выявил значительную растрату, но дело к производству не приняли и решили расправиться с отцом. Присудили выплачивать часть зарплаты, что и длилось несколько месяцев, в течение которых отец боролся за правду и в конце концов победил, – деньги ему возвратили.
Отец уважал взгляды других людей. От нас, детей, требовал, чтобы мы ни в коем случае не оскорбляли чувств верующих, хотя сам был атеистом. Правда, уже находясь в концлагере, он вернулся к Богу".
15 сентября 1937 г. по доносу племянника (сына старшего брата, вместо и ради которого он пошел служить добровольцем в армию), хвалившегося потом, что за донос получил премию от НКВД, Георгий Николаевич был арестован за, согласно обвинительному заключению, "резкое враждебное к/р настроение и террористические угрозы по отношению коммунистов и Сов.власти".
По показаниям свидетелей Азарова, Морозова, Филатова, его "преступлениями" оказались его слова: "В присутствии рабочих и служащих Илларионов заявил, что "в России коммунисты ввели непосильный труд; рабочие приходят мертвые с работы; коммунистами введена каторжная система эксплуатации; не выйдешь на работу – будешь уволен, умрешь с голоду или же посадят в тюрьму; сколько раз говорили о выборах (по Конституции 1937 г.) – коммунисты только болтают, они уже наметили своих людей; вот пишут, что жизнь улучшается, все это ложь; сколько стало у нас беспризорных детей, а родители их в тюрьмах сидят".
Тройкой при Управлении НКВД по Московской области Георгий Николаевич был осужден за антисоветскую агитацию по ст. 58-10 часть 2 на 10 лет лагерей. Его направили в Бурлаг на строительство железной дороги Известковая-Ургал (ветка БАМа).
Из записи начальника лагерного подразделения в личном деле заключенного Г.Н.Илларионова:
"Хороший добросовестный работник. В обществе не уживчив. Слишком крутой характер".
1 августа 1941 г. против него возбудили новое дело. Из постановления о предъявлении обвинения:
"Оставаясь непримиримым врагом Советской власти, свою конттреволюционную деятельность проводил продолжительное время, за что в октябре м-це 1937 года был осужден к 10 годам Л/свободы. Находясь в лагере, ИЛЛАРИОНОВ, оставаясь враждебно настроенным, не только не прекратил своей К-Р деятельности, а, наоборот, встал на путь борьбы с Сов.властью, где на протяжении 1941 года на колонне №29 2 Строительного Отделения лагеря среди заключенных проводил антисоветскую агитацию, пытался дискредитировать политику мира Сов.правительства, заявил, "что Сов.правительство своей политикой разразило пожар мировой войны, которая сейчас происходит на громадном пространстве земного шара и несет неисчерпаемые бедствия народу", восхваляет капиталистический строй, проявляет злобу к руководителям партии и Сов.правительства, говорит "что диктатура находится не в руках рабочего класса, а в руках двух человек".
Из приговора Выездной сессии Областного суда Е.А.О. Хабаровского края от 17 октября 1941 г.:
"Рассмотрев в закрытом судебном заседании дело по обвинению заключенного ИЛЛАРИОНОВА Георгия Николаевича, 1885 года рождения, уроженца Тульской области Алексинского района пос. Пристань, русского, грамотного, в прошлом подпоручика старой армии (командир роты), заключенного, обвиняемого по ст. 58-10 ч.2 УК РСФСР, допросив подсудимого, свидетелей, а также и рассмотрев материал предварительного следствия, установлено:
Обвиняемый ИЛЛАРИОНОВ, отбывая срок меры наказания на 29 колонне 2 Отделения Бурлага НКВД работал в качестве счетовода, где будучи враждебно настроенным к Советской власти и партии, систематически проводил к/революционную агитацию среди заключенных, работающих вместе с ним. Клеветал на мероприятия Советской власти и партии большевиков, в оскорбительной форме клеветал на вождя народов и руководителей партии и правительства".
Георгия Николаевича приговорили к высшей мере наказания – расстрелу, 26 декабря 1941 г. приговор был приведен в исполнение.
Пять десятилетий спустя, решениями Тульской (1990 г.) и Хабаровской (1992 г.) прокуратур, Георгий Николаевич Илларионов был полностью реабилитирован за отсутствием состава преступлений.
Из лагерных писем Г.Н.Илларионова семье:
"...опыт моего пребывания в лагере показал, что лишнего иметь нельзя: украдут. Так, будучи в Известковом у меня украли подушку, находясь здесь – украли салфетку. Конечно, украли бы и еще, но так как у меня больше ничего нет, то кражи прекратились. Самое лучшее, это – ничего не иметь, оно и спокойней и удобнее. Хотя ты мне пишешь, что вы живете хорошо, но мне кажется, что это написано лишь в утешение меня, так как на твое жалование существовать хорошо нельзя. С какой грустью я перечитываю Ваши письма. Ты болела воспалением легких. И вот ты лежишь, а около тебя наши милые детки сидят присмирелые. Крестная скорбит душой. И в самом деле страшная перспектива была впереди. Но все обошлось благополучно, и у наших деток есть хорошая, дорогая мама".
"Здравствуй моя дорогая девочка Юля!
Получил твое хорошее письмо, которое ты написала мне 4-го июля. Милая моя дочка! ты написала обо всем, ничего не забыла: и об окончании учебного года; и о том, что ты была в лагере, и как ты там провела время; и свои впечатления про наш палисадник; и про огород; и про Барбоса – нашего верного друга (как получишь это письмо, угости его от меня хлебцем); и про цыплят; и о том, что ты уже искупалась 12 раз и обещаешь выполнить мое задание: выкупаться 100 раз. Спасибо тебе, моя крошка, за твою память обо мне".
"Дядя Паша написал, что Боря сам сделал раму, выкрасил и обмазал рамы. Дядя Паша так и называет его: "хозяин Боря". Спасибо Вам, детки, что о Вас хорошо говорят и пишут, а поэтому, как пишет мама, о Вас заботятся все, кто Вас понимает. Когда получите это письмо, Вы уже будете ходить в школу. У Вас снова появятся заботы как можно лучше приготовить уроки. Но, приготовляя уроки, не забывайте и поиграть, и пособить маме и крестной.
Крестная стала совсем старушка, а поэтому, детки, Вы должны как можно больше заботиться о ней, помня, что ей и маме очень тяжело переносить это ужасное горе, которое обрушилось на Вас, моих дорогих и милых. Будьте хорошими, милыми, послушными, прилежными и работящими детьми. Не чуждайтесь никакой работы. Делайте все сами. Учитесь всему, что можно воспринять в тех условиях, в которых находитесь Вы. Знание – приятная ноша. Труд – залог здоровья и основа всякого благополучия. Приучайтесь работать с детства. Детки! как мне хочется, чтобы получать письма и от мамы, и от Маргариты, и от Бори. И от Юли. Чтобы написали Все; а то мама напишет, а из Вас напишет лишь кто-нибудь один. А ведь мне хочется услышать от Вас от всех, как Вы живете своим детским миром.
Давайте договоримся, что на будущее время Вы будете писать мне все сразу. Вот будет хорошо. Не правда ли? Условились? Согласны?"
"Жаль, что письма идут очень долго, но это служит и утешением и забвением хотя на несколько мгновений.
Желаю Вам успехов и здоровья.
Любящий Вас Георгий".
! Орфография и стилистика автора сохранены
