Своим ответом мне Сергей Маратович Гуриев прояснил существенные стороны своей профессиональной, экономической, политической, этической позиции, за что широкие круги читателей, надеюсь, ему будут искренне признательны.
Прежде всего Сергей Маратович согласился со мной в том, что размер Резервного фонда на последнюю дату (1 мая 2016 г.), по данным Минфина России, составляет почти 45 млрд.дол. В принципе одного этого признания уже достаточно для того, чтобы завершить любые разговоры о том, что якобы "Резервный фонд близок к исчерпанию". Можно как угодно относиться к цифре 45 млрд.дол., но это не та сумма, какая в принципе может свидетельствовать об исчерпанности Резервного фонда или же облизости Резервного фонда к исчерпанию.
Однако на констатации этого факта Сергей Маратович не остановился и попытался обосновать свое первоначальное утверждение тремя предлагаемыми им прогнозами – путем "экстраполяции месячного темпа расходов в апреле 2016 г.", путем "экстраполяции годового темпа расходов" и путем "простой экстраполяции текущих тенденций". В итоге у него получились три варианта даты исчерпания средств Резервного фонда – "к 1 февраля 2017 года", "к 1 ноября 2017 года", "летом 2017 года". Кроме того, он упоминает еще один вариант прогноза (правда, оговариваясь при этом, что такого рода политика нежизнеспособна) – "к концу 2016 года". Итак, получились три (или даже четыре) варианта прогнозов исчерпанности Резервного фонда. Какой именно вариант сам Сергей Маратович считает более точным, пожалуй, не столь существенно, поскольку, по его мнению, Резервный фонд так или иначе будет исчерпан в период между концом 2016 г. и 1 ноября 2017 г.
Первая проблема с таким разъяснением первоначального утверждения "Резервный фонд близок кисчерпанию" возникает с временной интерпретацией слова "близок". Когда в экономической науке и публицистике говорят о "близости" даты исчерпанности валютных резервов, то обычно имеют в виду период длительностью в несколько дней или недель, в крайнем случае, в несколько месяцев. Именно в такие периоды (от нескольких недель до нескольких месяцев), в частности, автором данных строк делались прогнозы об исчерпанности валютных резервов и неизбежных в таких случаях девальвациях валют: российского рубля – в июне-августе 1998 г. (девальвация рубля произошла 17 августа 1998 г.), белорусского рубля – в апреле 2011 г. (девальвация произошла в мае 2011 г.), украинской гривни – в ноябре 2014 г. – январе 2015 г. (девальвация произошла в феврале, дефолт – в августе 2015 г.). Со своей стороны, Сергей Маратович еще совсем недавно называл для США краткосрочным период менее одного года, а для России – еще короче: "для США краткосрочным можно считать период до одного года... Для России... этот период, конечно, еще короче". Прошло совсем немного времени – и вот прогнозы на период более года, в том числе на 17 месяцев, по отношению к России у него стали уже не долгосрочными, даже не краткосрочными, а "близкими".
Как бы то ни было, и какая бы интерпретации "близости" ни была предложена – слова были уже произнесены (написаны), три (или четыре) прогноза сделаны публично, и теперь у нас у всех – и у непосредственных участников дискуссии и у читателей – появилась реальная возможность в течение ближайших 7-17 месяцев (с конца 2016 г. до 1 ноября 2017 г.) проверить, сбудутся ли сделанные Сергеем Маратовичем прогнозы, и выяснить, на какую дату средства Резервного фонда "исчерпаются", то есть окажутся нулевыми. Это второе.
Третья проблема с прогнозами Сергея Маратовича вызвана их, скажем мягко, вторичностью. Не исключено, что в своем первоначальном утверждении об "исчерпании средств Резервного фонда" он некритически последовал за некоторыми официальными лицами, международными организациями, популярными СМИ, вот уже некоторое время делающими заявления об исчерпании средств Резервного фонда.
Так, министр финансов А.Силуанов еще 24 апреля 2015 г. предупредил, что "Россия рискует исчерпать резервный фонд уже в 2016 году".
Полгода спустя, 27 октября, тот же А.Силуанов ужесточил свой прогноз: "Следующий год может стать последним для Резервного фонда".
Замминистра финансов Т.Нестеренко предложила более отдаленную дату: "средства резервных фондов РФ при текущих темпах их расходования могут быть исчерпаны в 2017-2018 годах".
В своем недавнем докладе Всемирный банк сообщил о проблеме "истощения Резервного фонда", что было интерпретировано газетой "Ведомости" в качестве однозначного прогноза: "Россия останется без резервного фонда к концу года".
Интересы сотрудников Минфина, делающих алармистские заявления, понять можно. Но от экономистов, кажется, не работающих на российское правительство, можно было ожидать более осторожного отношения к такого рода заявлениям.
Четвертую проблему представляет избранный Сергеем Маратовичем метод прогнозирования. Его прогноз, сделанный по данным одного (!) месяца, – дело в академической науке, прямо скажем, необычное, а ценность полученных таким образом предсказаний обычно не считается слишком высокой.
Но и другие два прогноза Сергея Маратовича также вызывают недоумение. Дело в том, что сколько-нибудь обоснованные прогнозы обычно строятся по выявленным тенденциям, наблюдаемым в развитии анализируемого явления в течение некоторого времени, и затем тем или иным образом описываемым той или иной моделью. Однако достаточно взглянуть на график динамики объема Резервного фонда в последние 8 с лишним лет, чтобы убедиться в том, что ее удовлетворительное математическое описание сделать, прямо скажем, непросто.
На графике видны и периоды (например, в 2008-10 гг.) значительного сокращения размеров Резервного фонда (на 116 млрд.дол., или на 82%) – со 141 до 25 млрд.дол. и периоды его быстрого увеличения (например, в 2012-13 гг.) – почти в 3,5 раза – с 25 до 86 млрд.дол. Причем в течение четырех месяцев (март 2009 г., апрель 2009 г., декабрь 2009 г., декабрь 2010 г.) средства Резервного фонда сокращались даже не на 5, а на 15 млрд.дол. ежемесячно и в конце концов достигли величины 25 млрд.дол. (то есть почти вдвое меньшего объема, чем нынешние 45 млрд.дол.). Несмотря на это Резервный фонд – как это ни странно;) – не исчерпался ни в 2009 г., ни в 2010 г.
Динамика движения объема Резервного фонда свидетельствует, в частности, о том, что важным фактором его изменений является не столько макроэкономическая ситуация, сколько субъективные решения, принимаемые непосредственно государственными властями. Именно так в январе 2012 г. решениями правительства Резервный фонд был увеличен на 36 млрд.дол. – с 25 до 61 млрд.дол., а в январе 2013 г. – еще на 14 млрд.дол. – с 62 до 86 млрд.дол. Представим себе – если правительство завтра или послезавтра вновь решит направить в Резервный фонд очередные миллиарды долларов, что Сергею Маратовичу тогда делать со своими сегодняшними прогнозами о "близости" его "исчерпанности"? А если правительство завтра или послезавтра решит вообще ликвидировать Резервный фонд? Или слить его с Фондом национального благосостояния? Или разделить его на несколько составных частей? Что тогда делать с сегодняшними прогнозами?
Поэтому сколько-нибудь серьезное научное прогнозирование динамики Резервного фонда (и это пятая проблема Сергея Маратовича)просто невозможно. Если, конечно, не называть прогнозированием попытки угадывания будущих решений правительства или же обнародование утечек информации из органов власти о готовящихся ими решениях.
Наконец (и это шестая проблема Сергея Маратовича), прогнозировать динамику (размеры, исчерпанность) Резервного фонда с макроэкономической точки зрения бессмысленно. Дело в том, что Резервный фонд – это лишь часть международных резервов страны (наряду с Фондом национального благосостояния, а также с другими резервами, не относящимися ни к РФ, ни к ФНБ). Конкретное распределение всех золотовалютных резервов страны между их отдельными частями (счетами, фондами) есть результат субъективных бюрократических решений суверена, вне всякого сомнения, весьма существенных для причастных к этому чиновников Минфина и Центрального банка, но по большому счету неважных ни для граждан страны, ни для профессионального экономического сообщества. Более того, Резервный фонд – это лишь относительно небольшая часть всех международных резервов России, менее 12% от их общего объема. Даже в том случае, если Резервный фонд будет разделен на части, исчерпается, будет закрыт, объединен с Фондом национального благосостояния, влит в другие фонды, вновь включен во все международные резервы (как это было до создания по инициативе автора этих строк первого Стабилизационного фонда), никакого особого экономического смысла (ни кризиса, ни катастрофы, ни великой победы) в этом не будет.
Показатель, в каком действительно имеется экономический смысл, – это общий объем международных резервов, а также его динамика. Поскольку о нем Сергей Маратович ни словом не обмолвился, то это его седьмая проблема. Объем всех международных резервов страны, как было отмечено еще в предыдущем тексте, в первые неполные пять месяцев 2016 г. вырос на 20 млрд.дол. Если же воспользоваться предлагаемым Сергеем Маратовичем "годовым темпом" (то есть с апреля 2015 г. по апрель 2016 г.), то все международные резервы России за это время выросли на 40 млрд.дол. – с 350 до 390 млрд.дол. Еще раз задумаемся над динамикой различных составных частей золотовалютных резервов: с апреля 2015 г. по апрель 2016 г. ("годовой темп") Резервный фонд уменьшился на 31 млрд.дол., а часть международных резервов, не входящая в РФ и ФНБ, выросла на 70 млрд.дол., все резервы – на 40 млрд.дол. Так какой же "близостью исчерпания резервов" общественность пытаются запугать?
Восьмой проблемой Сергея Маратовича оказалось его предложение "сопоставить размер Резервного фонда с дефицитом российского бюджета (для финансирования которого Резервный фонд, собственно, и был создан)". Дефицит бюджета может финансироваться не только за счет средств Резервного фонда, но и из других источников. Если с этими источниками возникают проблемы, то для покрытия дефицита бюджета, естественно, будут использоваться все международные резервы – независимо от того, на каком счете они лежат, и как именно эти фонды называются. Поэтому размеры дефицита бюджета обычно сопоставляют не с размерами Резервного фонда (это малоинформативно), а со всеми золотовалютными резервами денежных властей. По российскому закону о государственном бюджете 2016 г. его дефицит был запланирован в размере 3% ВВП, т.е. это 34 млрд.дол. В том случае, если дефицит вырастет до 5% ВВП (это максимальная из существующих в настоящее время оценок), то он составит 57 млрд.дол. На фоне этих цифр прогнозного бюджетного дефицита еще раз назову общий объем всех международных резервов страны – 388 млрд.дол. Даже при условии, если часть средств ФНБ, отданных "в кредит" "друзьям кролика", уже утратила свою ликвидность и не сможет быть возвращена государству, существуют ли сколько-нибудь серьезные проблемы финансирования дефицита бюджета таких размеров (34-57 млрд.) при наличии таких международных резервов (388 млрд.)? Ответ на этот риторический вопрос очевиден – нет.
Девятой проблемой Сергея Маратовича оказалась его поразительная по устойчивости (и ошибочности) приверженность к т.н. "контрциклической политике расширения государственного спроса". Эту кейнсианскую "панацею" он поспешил отметить в обоих своих недавних ответах – и читателям ЭМ:
"Во время рецессии рекомендуется использовать денежную и бюджетную политику для того, чтобы восстановить спрос";
и автору этих строк:
"Мое утверждение "Резервный фонд близок к исчерпанию" было сделано в контексте обсуждения ограничений контрцикличной бюджетной политики".
А три года тому назад он вообще посвятил ей отдельный панегирик:
"На горизонте нескольких месяцев денежная политика может повлиять на уровень ВВП. Поэтому денежная политика реагирует на внешние краткосрочные шоки – например, на временное падение совокупного спроса или на временный рост затрат. В отличие от бюджетной политики денежная политика – это более быстрый и гибкий инструмент, который позволяет немедленно отреагировать на краткосрочные шоки и сгладить их последствия. Например, если в экономике наблюдается снижение совокупного спроса (как сейчас в Америке или Европе), центральный банк может ответить увеличением предложения денег и тем самым помочь экономике восстановиться до ее нормального состояния".
Чем предложения Сергея Маратовича (Гуриева) принципиально отличаются от предложений Сергея Юрьевича (Глазьева) и Столыпинского клуба? Только тем, что глазьевцы и "столыпинцы" называют свой любимый инструмент "целевой денежной эмиссией", а Сергей Маратович предпочитает использовать для него же более изящный термин "контрциклическая денежная политика, реагирующая на краткосрочные шоки".
Наконец, десятой проблемой Сергея Маратовича стала по факту случившаяся попытка переключения общественного внимания(сознательная или бессознательная – другой вопрос) от реальных вызовов для нашей страны политического, правового, экономического характера на несуществующую "проблему" "близости исчерпания Резервного фонда". В обоих его ответах не оказалось ни слова ни о катастрофическом падении доходов граждан, объемов товарооборота, уровня жизни в ходе последней российской рецессии; ни о беспрецедентном наращивании Кремлем военных расходов, трат на спецслужбы и пропагандистскую машину; ни о тотальном разрушении в нашей стране правопорядка; ни о сознательном выборе российской властью экономико-политической модели, нацеленной против интересов абсолютного большинства российских граждан. Безусловно, это личный выбор каждого человека – о чем ему говорить, и о чем ему молчать. И какие именно слова подбирать для оценки действий российских властей. Как, например, такие, какие нашлись у Сергея Маратовича: "У меня нет никаких претензий ни к Владимиру Путину, ни к Дмитрию Медведеву".
! Орфография и стилистика автора сохранены
