31 октября в обществе "Мемориал" прошла встреча с Роландом Яном – федеральным уполномоченным по делам архивов Госбезопасности ("Штази") бывшего ГДР. Возглавляемое Яном ведомство основано в 1990 году. Его цель – предоставить общественности и заинтересованным учреждениям доступ к архивам тайной полиции Восточной Германии. Организации, которая полвека помогала удерживаться у власти Социалистической единой партии Германии (СЕПГ). Благодаря тому, что архивы органов госбезопасности ГДР сегодня открыты, почти 2 миллионов человек смогли познакомиться с собственными досье, собранными "Штази". Около 1,7 миллиона запросов ведомство получило от госслужб, желающих проверить, работал ли тот или иной их сотрудник с тайной полицией – сейчас такие люди не имеют права служить в государственных структурах Германии.
После открытия архивов общество испытало шок – официальными и неофициальными осведомителями "Штази" иногда оказывались не только сослуживцы и знакомые, но и близкие друзья и даже члены семьи. Тем не менее, как рассказал Роланд, многих людей страшная правда стала способом освободиться от оков прошлого. А для миллионов людей, не заставших диктатуры СЕПГ, данные архивов тайной полиции остаются прививкой от тоталитаризма.
На встрече с историками и журналистами Роланд Ян рассказал о том, как гражданское общество смогло пройти путь от нескольких митингов до свержения тирании, и почему архивы Госбезопасности ГДР могут оказаться полезны не только гражданам Германии.
Страх как скрепа
Даже по меркам диктатур "советского лагеря", тайная полиция ГДР была беспрецедентной по своему масштабу и эффективности. На постоянной основе с органами Госбезопасности сотрудничали 91 тысяча человек. 109 тысяч были неофициальными осведомителями "Штази".
Если учесть тех, кто работал на тайную полицию ГДР за границей, а также людей, представлявших "Штази" свои квартиры и "общественных сотрудников", которые контактировали с органами госбезопасности в ходе своей профессиональной деятельности, получится около 180-190 тысяч – то есть, около двух процентов населения ГДР. Но количество офицеров и осведомителей было не главным оружием тайной полиции. "Штази искусственно старалось создать атмосферу страха. Часто оно действовало, даже не участвуя в какой-то ситуации напрямую. Тайная полиция распускала слухи о том, что у нее очень много информаторов. В то время говорили, что если встречаются три человека, то один из них – сотрудник "Штази", — рассказывает Ян.
Одним из способов запугать население были обыски в квартирах. "Зачастую, они там ничего не искали. Этими обысками "Штази" хотели показать, что они присутствуют где-то рядом, следят за людьми. Для этого они переставали вещи, меняли полотенца местами и так далее. Это делалось для того, чтобы, вернувшись домой, человек догадался, что в его доме побывали", — объясняет уполномоченный по делам архивов Госбезопасности ГДР.
Анатомия тайной полиции
Ян рассказывает, что люди шли на сделку с системой по самым разным мотивам. Были доносчики, которые сотрудничали с органами госбезопасности по убеждению. Другие делали это по финансовым соображениями – это подтверждают квитанции об оплате "услуг" таких сотрудников и выделении им подарков.
Немало людей "Штази", как и КГБ, сотрудничать заставляло. "Они делали это очень изобретательно, не в лоб", — замечает Ян. Уполномоченный по делам архивов Госбезопасности ГДР рассказывает, что его самого пытались завербовать после исключения из вуза. Курировавшие его люди говорили ему, что знают его друзей из западного Берлина, пытались расспросить о них и о том, не связывались ли с ним западные спецслужбы. "В качестве награды в случае сотрудничества мне сказали, что я смогу вернуться обратно в свой вуз", — рассказывает Ян, отчисленный за поддержку высланного из страны барда Вольфа Бирмана. Глава ведомства по делам архивов "Штази" замечает, что в таких случаях сотрудники тайной полиции апеллировали к желанию человека "солидаризироваться со своим государством": "Наверняка, многие думали: "Я никого не предам, никого не сдам, я просто расскажу о друзьях из западного Берлина". Для многих искушение оказывалось слишком велико, особенно, если на кону стояло многое.
Ян пересказывает фильм о девушке, которая случайно попала на вечеринку, где среди приглашенных были оппозиционеры. Ее задержали, отвезли в участок, спрашивали, оппозиционерка ли она сама. В отрицательный ответ офицеры "Штази" не поверили. "Вам придется нелегко. Вам, возможно, придется этим вечером задержаться, вы не сможете попасть домой", — сказали они ей. У нее дома оставались дети двух и трех лет. Если бы она оказалась в тюрьме, им грозил бы детский дом. "У нас есть доказательства, что похожие ситуации были. Трудно осуждать эту молодую женщину за то, что она согласилась сотрудничать со "Штази", — замечает Ян.
Тем не менее, Ян сообщает, что никто не заплатил за отказ сотрудничать жизнью. Но многие люди прошли через тюрьму (хотя точной статистики по количеству политзаключенных до сих пор не существуют, ученые называют примерную цифру в 300 тысяч человек), потеряли работу, оказались разлучены с близкими. Ведь против таких смельчаков оказывалась не только тайная полиция.
"Штази" были частью системы, как прокуратура, суд, служба информации и полиция. Я сам столкнулся с этим, после того как отсидел в тюрьме. Меня вышвырнули с моего предприятия из-за того, что я якобы совершил уголовное преступление. Я по наивности полагал, что мои права восстановят по закону. Но суд подтвердил легитимность отказа моих бывших работодателей. После этого ко мне пришел офицер "Штази" и сказал: "Вы видели, здесь важно, не кто прав, а у кого власть. А власть у нас", — вспоминает Ян.
Хотя названия "сын врага народа" в ГДР не существовало, в Восточной Германии как и в СССР преследовали родственников диссидентов. "Система, основанная на страхе привела к тому, что многие приспособились к этой системе. Я сам часто вынужден был держать язык за зубами. Я боялся за отца. Но, несмотря на огромное количество компромиссов, я все равно попал в тюрьму", — рассказывает глава ведомства по делам архивов "Штази".
Отец Яна занимал руководящую должность на заводе Carl Zeiss в Йене и не был членом СЕПГ. Хотя власти не смогли добиться запрета на профессию для родителя диссидента, поскольку тот получал пенсию по инвалидности, отомстить им все-таки удалось. Отец Яна с детства хотел стать футболистом, но не смог из-за полученной на войне травмы ноги. Свою мечту он воплотил в том, что создавал заводскую футбольную команду. "Они забрали труд всей жизни. Лишили почетного членства в футбольном клубе, выкинули из него. Мне было так больно за отца, что у меня случались моменты, когда я даже жалел, что последовательно был в оппозиции", — говорит Ян и по его лицу проскальзывает тень.
На службе системы, частью которой было "Штази", стояла и карательная психиатрия. Врачи не только признавали сумасшедшими диссидентов, но и давали психотропные препараты заключенным, чтобы получить от них признания.
Когда Ян работал журналистом после насильственного выдворения в ФРГ, он делал фильм о тюремном враче — офицере "Штази". "Все пациенты, которые обращались к нему, верили что он давал клятву Гипократа, а этот человек манипулировал им. Этот врач был вторым следователем, он, фактически, выводил пациентов на признания, а потом эти допросы попадали в их дела и влекли за собой новые тюремные сроки. И это не единичный случай", - - рассказывает Ян.
Он говорит, что у таких историй есть продолжение: многие из этих врачей по-прежнему строят карьеру, как и те, кто занимался карательной психиатрией в СССР. Ян уверен, что об этой проблеме нельзя забывать: "Люди, которые тогда были готовы нарушить свою клятву, использовать доверия пациента, могут снова сделать это в будущем, если кто-то обратиться к ним за этим".
Уполномоченный по делам архивов "Штази" подчеркивает: хотя не все преступления режима были связаны именно с тайной полицией, документы архивов Госбезопасности демонстрируют связи разных организаций и государственных структур того времени. Так, в архивах "Штази" есть бумаги, подтверждающие, что Ikea изготавливала часть продукции в Восточной Германии, используя труд заключенных, а на пациентах клиник без их ведома испытывали лекарства. Фактически, эти данные демонстрируют скрытую механику не одной лишь тайной полиции, а всего ГДР.
Отомкнутые засовы
Ян подчеркивает: "Ведомство, занимающееся архивами "Штази" – это не подарок небес, не подарок правительства, это то, что правозащитники завоевали в длительной борьбе". Сейчас архивы тайной полиции ГДР – это 111 км полок с документами и свыше 1,5 миллионов фотографий. Ян уверен: архивы "Штази" могли быть уничтожены или переданы бывшим сотрудникам спецслужбы, когда два государства объединились.
"Мы должны благодарить нескольких мужественных людей, которые не дали уничтожить эти документы, заняв кабинеты в здании архивов Госбезопасности сначала в 80-е, а потом в 90-е годы. Именно они не дали уничтожить эти документы", — замечает уполномоченный по делам архивов "Штази".
Несмотря на то, что большая часть документов сохранилась – случай уникальный для мировой практики – определенная часть архива все же была уничтожена. "Отдел, занимавшийся сотрудничеством с КГБ, имел возможность самораспуститься, и они уничтожили все свои документы. Правозащитников здесь просто обманули", — говорит Ян. Документы спешно уничтожались шредерами, а когда техника оказалась забита из-за запредельной загруженности, бумаги продолжили рвать руками.
"Сейчас у нас хранятся 15 тысяч мешков разорванных документов. Мы ведем работу по их восстановлению. Это дает определенную надежду, в том числе, на то, что мы получим и некоторые новые данные о сотрудничестве КГБ и "Штази", — замечает глава ведомства. Сам Ян в свое время делал интервью с одним из правозащитников, не дававших вывезти или уничтожить архивы "Штази". "Он сказал мне, что эти документы должны быть открыты, иначе тайная полиция продолжит существовать", — рассказывает бывший журналист.
Теперь открытость и доступность материалов из архивов тайной полиции ГДР – один из принципов работы ведомства, возглавляемого Яном. "Права людей ограничивались тайной полиции, она документировала свои действия и информацию о гражданах, а сейчас люди имеют возможность ознакомиться с этими данными. У тех людей, в жизнь которых вторглись, как бы появляется возможность вернуть себе эту украденную часть жизни", — рассказывает Ян.
Еще один принцип работы ведомства – вести просветительскую и научную работу и предоставить максимум возможностей тем, кто также хочет ей заниматься. Познакомиться с документами "Штази" сейчас может любой желающий, не обязательно гражданин Германии – это правило специально введено законом об архивах "Штази". Многие бумаги выкладываются в интернет. Доступ к документам открыт для журналистов и ученых. Ведомство регулярно устраивает выставки, часто – в местах, связанных с экспонатами.
"Недавно мы делали выставку вещей, принадлежавших людям, которые были застрелены у Берлинской стены", — приводит пример глава организации. Личная собственность таких людей конфисковалась тайной полицией. В экспозицию включили только вещи тех людей, чьи родственники дали на это согласие. "Там были самые разные предметы, вплоть до ключей от квартиры – это оказало на нас огромное эмоциональное воздействие", — рассказывает Ян. Он подчеркивает, что судьбу вещей, хранившихся в архивах "Штизи", сейчас определяют их владельцы. Если они живы, их вещи им передаются. Например, они могут получить письма, которые не дошли до адресата из-за почтовой цензуры.
При работе с архивами "Штази", как подчеркивает Ян, очень важна не только открытость данных, но и уважение к жертвам тайной полиции. "Этот архив содержит массу информации, которая собиралась с нарушением прав человека: прослушка телефонов, жучки и шпионы, допросы в тюрьмах, выжимавшие ее из заключенных. Поэтому, важна осторожное обращение с этими данными – недопустимо продолжать нарушать права тех людей, которые знают, что они упоминаются в этих документах", — поясняет Ян.
Поэтому, собственное дело может посмотреть только сам человек. В случае, если его хочет изучить кто-то другой, он должен попросить разрешение у лица, на которое заводилось досье. Ян рассказывает, что к закону о документах "Штази" уже восемь раз принимали поправки. Это необходимо для того, чтобы, с одной стороны, добиваться максимальной прозрачности информации, а с другой – обеспечить правовую безопасность людей, пострадавших от действий тайной полиции.
"Последние поправки помогли ученым. Сейчас они могут вести работу с делами умерших. Кроме того, теперь внуки могут посмотреть дело своей покойной бабушки, увидеть, как "Штази" вторгалось в жизнь их семьи. Это важно, чтобы новые поколения знали, что такое "Штази", и как они это делали", — приводит примеры Ян.
Еще один принцип работы ведомства: "Преступление должно быть названо своим именем". В организации уверены, что здесь недопустимы уклончивые формулировки. "Преступники имеют имя – их имена называются в документах. Мы хотим узнать от преступников, что они делали, как и зачем", — объясняет федеральный уполномоченный по делам архивов Госбезопасности ГДР.
Падение стены
Как рассказывает Ян, спусковым крючком политических изменений в стране стали фальсификации на муниципальных выборах 1989 года. Правозащитникам удалось образовать небольшие группы, которые присутствовали при подсчете голосов и вели собственную статистику. Полученные ими результаты не сошлись с официальными. "Это было рождения гражданского общества. О фальсификации итогов выборов смогли сообщить населению, в том числе, через западногерманские СМИ", — вспоминает Ян.
Он подчеркивает, что еще одним очень важным фактором стало то, что люди вышли на улицы. "Каждый месяц седьмого числа проходила протестная демонстрация против фальсификаци. Таких акции становилось все больше и больше. Граждане открыто протестовали против лживости власти. Надо сказать, что до этого многие из них верили властям. Но эти выборы изменили ситуацию — даже люди из партии стали сомневаться и задаваться вопросом: "А все ли я делал правильно?". Еще одним значимым фактором стала нарастающая как снежный ком эмиграция.
Ян отмечает, что доказать причастность людей к фальсификациям было очень трудно, потому что по закону, чтобы признать искажение итогов выборов преступлением, нужно было доказать, что этой действие было умышленным. Прямых доказательств, что человек получил указание сфальсифицировать результаты, как правило, не было. Ян признает: были люди, которые получили тюремные сроки, но их оказалось очень немного по сравнению с общим числом фальсификаторов.
Люстрации
"В Германии не всегда успешно обрабатывали наследие "Штази". Очень трудно было что-то делать с бывшими сотрудниками тайной полиции, потому что они всегда ссылались на то, что действовали в соответствии с тогдашним законодательством ГДР", — говорит Ян. Он поясняет, что по действующим законам, в случае "работы с наследием "Штази" применяются более мягкие наказания, нежели по аналогичным преступлениям в других случаях.
"Дело было не так много, приговоров еще меньше, в тюрьме оказался только один человек", — признается уполномоченный по делам архивов Госбезопасности ГДР. Похожая ситуация сложилась вокруг бывших судей.
Иногда преступления все-таки удавалось доказать. Так, несколько десятков людей, отдававших приказы расстреливать тех, кто пытался пересечь границу у Берлинской стены, оказались в тюрьме.
По мнению Яна, ситуация с незначительным числом приговоров объяснима — очень трудно в рамках правового государства вести расследование дел государства неправового. "Необходимо, чтобы общество старалось разобраться в имеющихся документах. Совершенно не обязательно сажать человека в тюрьму за то, что тогда происходило. Мы можем публично рассказать, какие совершались преступления, и сформировать общественную оценку этих событий. Это, пожалуй, даже важнее, чем уголовное преследование", — резюмирует он позицию современной Германии.
При этом Ян подчеркивает другое важное обстоятельство: после открытия архивов "Штази" несколько тысяч человек были уволены с госслужбы. Государственные учреждения проверяли своих сотрудников и, в результате, бывшие работники "Штази" не смогли продолжать государственную карьеру в объединенной Германии. Ян отмечает, что, тем не менее, многие из них стали адвокатами, журналистами, пошли в бизнес.
"Об этом у нас постоянно идут дискуссии. Однозначной позиции тут нет. Многие, кто работал с наследием СЕПГ, считают, что каждому сотруднику "Штази" нужно дать второй шанс, но сначала сказать, что то, что они делали, было ужасно", — говорит глава ведомства по делам архивов "Штази".
Вопросы
Ян отмечает, что в Германии велась широкая дискуссия о том, нужно ли открывать документы "Штази", а впоследствии – не нужно ли вновь закрыть их. В прессе обсуждалось, что доступность архивов может разрушить связи между членами семей.
"Было много опасений, что открытие архивов приведет к чему-то, что мы потом не сможем остановить. Что люди не смогут правильно обращаться с документами, пойдут друг друга убивать. Ничего из этого не случилось", — резюмирует Ян.
"Я сам узнал, что многие мои друзья работали на тайную полицию и предавали меня. В этот момент, конечно, все внутри переворачивается. Но, в конечном счете, побеждает истина. Я узнал нечто, я разочаровался, я освободился от чар незнания. Это было скорее положительное переживание. Дружба, которую они изображали, оказывается, имела гнилой фундамент", — описывает свой опыт глава ведомства по делам архивов Госбезопасности ГДР.
Но Ян знает и другие примеры. Так, ему известна история, когда жена смогла помириться со своим мужем, который работал на "Штази". "Она смогла понять, как так получилось, что он ее предал, смогла понять его мотивы. А он освободился от этого груза, ему больше не нужно было жить с ним. Это освобождение для обеих сторон. Эти документы помогают начать разговор с другими и с самим собой", — говорит Ян.
Глава ведомства уверен, что Германия пошла по правильному пути, открыв архивы. "В Польше аналогичные документы стали инструментом тех, кто их создавал. Там офицеры тайной полиции публикуют определенные бумаги, чтобы разрушить, например, чью-то политическую карьеру. Это стало возможным из-за того, что они получили в свои руки этот яд", — сравнивает Ян. Он подчеркивает, что важно критически относиться к такого рода источникам, и только по ним неверно было бы строить свои представления об истории — она стала бы "историей глазами тайной полиции".
Он также убежден, что, хотя это непросто, слово в обсуждении прошлого надо дать обеим сторонам. "Мы должны уважать чувства жертв, поэтому мы не можем просто предоставить площадку бывшим палачам той эпохи. Но мы смогли найти людей, которые рассказали, как они пришли в "Штази", и тех, кто согласился вступить с ними в диалог, и устроили круглые столы", — говорит Ян. Он приводит еще один пример – фильм "Контакт с врагом", в котором человек, которые провел два года в тюрьме, читает свое собственное дело вместе с тем, кто написал на него донос.
Прошлое и будущее
Ян отмечает, что в Германии была дискуссия о том, можно ли все-таки поручить бывшим сотрудникам "Штази" какую-то государственную работу, например, внешнюю разведку, ведь в прошлом им удалось создать невероятно эффективную структуру. У него есть однозначный ответ на все подобные предположения: "Если мы уберем идеологию, то все эти сотрудники тайной полиции станут ремесленниками. Те люди, которые готовы стать ремесленниками в угоду плохой идеологии, могут снова очень быстро дойти до нарушения прав человека".
Он признает, что среди бывших сотрудников органов Госбезопасности ГДР есть люди, которые уверены, что им не в чем раскаиваться. Они полагают, что работали на благо своей страны. "Но это вопрос того, на какую идею они работали, в какой системе. Те, кто давали присягу тайной полиции, присягали системе, в которой люди за выражение своего мнения попадали в тюрьмы", — подчеркивает Ян.
По его мнению, важно, чтобы этот вопрос задали себе не только бывшие сотрудники "Штази". "Например, я служил в армии, и поэтому я должен задать себе этот вопрос. Фактически, я работал на стабилизацию режима, когда в стране были политзаключенные. И эти непростые вопросы нужно задавать себе очень часто". Вопрос о том, какой системе мы служим, актуален и сегодня, уверен глава ведомства по делам архивов "Штази". В частности, его вновь подняла дискуссия вокруг прослушек, которые ведет США. Ян уверен, что такая деятельность неприемлема. Он считает, что разведка либо должна быть под контролем демократического общества, либо ее не должно быть вовсе. Реальными он считает оба варианта.
Еще один вопрос, в какой же системе мы работаем – демократической или нет, возникает в связи с темой терроризма. "Нужно находить способы защиты от этой угрозы, но тут важно спросить себя, на что мы готовы пойти при реализации каждого из этих сценариев. Готовы ли мы пожертвовать свободой ради безопасности, и потерять и то, и другое?", - спрашивает Ян.
Еще один вневременный вопрос – спор о допустимости косвенного сотрудничества с системой. "Многие люди адаптировались и приспосабливались к этой системе, их диктатура действовала и там, где "Штази" отсутствовало – в искусстве, культуре, образовании. Наш канцлер тоже жила в ГДР, это значит, что и она до какой-то степени адаптировалась к системе" , — говорит глава ведомства по делам архивов "Штази".
"Можно ли установить норму: до какого момента можно приспосабливаться, адаптироваться к обстоятельствах? Я думаю, такой нормы нет. Здесь важно задать вопросы, почему люди не могли возразить, какие у этого были психологические причины? Это касается всех стран постсоветского лагеря, не только нашей", — подчеркивает Ян.
Он уверен, что прошлое его страны, сохранившееся в архивах "Штази", может дать подсказки. "Нужно рассказывать людям о механизмах возникновения и действия диктатуры. Так мы можем сделать наши демократии еще сильнее и стабильнее", —уверен бывший журналист. Он считает, что изучение архивов Госбезопасности ГДР – это "вопрос не только о прошлом, но и о будущем".
Сейчас в архивы "Штази" приезжает очень много гостей, в том числе, "из арабских стран, где сейчас как раз происходят похожие изменения общества". "Они хотят узнать, как в Германии людям удалось изменить страну, сохранить эти документы. Мне кажется, наш опыт имеет не только национальное, но и международное значение", — замечает уполномоченный по делам архивов Госбезопасности ГДР.
Особый путь
Ян уверен, что России предстоит "еще кое-что сделать" на пути к демократии. "Одно я могу сказать точно, то, что в Германии удалось открыть документы тайной полиции – важная основа для изучения преступлений коммунистической диктатуры. Тайная полиция была огнем и мечом этой диктатуры. Точно также, не удастся изучить преступления сталинизма, если не будут открыты документы тайной полиции. Очень важно, чтобы в обществе постоянно звучали призывы к тому, чтобы документы КГБ были раскрыты", — говорит бывший журналист, оговариваясь, что пока он не может дать комплексной оценки ситуации в России.
Он подчеркивает, что невозможно анализировать работу спецслужб, не анализируя сотрудничество между СЕПГ и КПСС, между Штази и КГБ. Поэтому открытие архивов "тайной полиции" СССР было бы очень важно не только для России, но и для Германии.
Справка:
В 17-18 лет у Роланда Яна появились первые разногласия с властями ГДР из-за его антимилитаристических убеждениям. В дальнейшем они лишь усилились. Ян выступил против высылки барда Вольфа Бирмана, был исключен из университета, а в 80-е сам оказался против своей воли выдворен из ГДР. В ФРГ будущий уполномоченный по делам архивов "Штази" занимался журналистикой. Центральной темой его материалов стал анализ диктатура СЕПГ и нарушения прав человека в ГДР.
В марте 2011 года Роланд Ян вступил в должность уполномоченного по делам архивов Госбезопасности бывшего ГДР. До него организацию возглавляли Мариянне Биртлер и Иоахим Гаук (в настоящее время федеральный президент Германии).
