Следя за полемикой вокруг Координационного совета оппозиции (КСО), я понимаю, что рецептов оздоровления нет. С одной стороны, самая резкая и несправедливая полемика в руководстве радикальной политической силы — это абсолютная норма. Самая заушательская взаимная ругань не помешала большевикам ни прийти к власти, ни выиграть Гражданскую войну, ни построить новую мессианскую империю. Не менее резкая полемика в рядах диссидентов отнюдь не помешала им свергнуть коммунистические режимы по всей Восточной Европе. С другой стороны,
кризис КСО — естественное следствие его исторического анахронизма.
Если бы он возник год назад, то он стал бы слепком всех тех наивно-романтических иллюзий, которыми было охвачено протестное движение. В нем бы доминировали статусные интеллектуалы, которые с большим внутренним облегчением констатировали бы очередной провал российского либерализма и призвали бы разойтись, посвятив себя двум полезнейшим вещам. Во-первых, тщательному наблюдению за фальсификациями выборов, а во-вторых, выстраиванию в Интернете и дискуссионных клубах "альтернативной страны" — Града Китежа и прочим поискам Грааля и играм в бисер перед свиньями.
Но КСО стал слепком революционных настроений точно в момент завершения первого этапа революции — после захвата в Киеве Леонида Развозжаева. Поэтому Совет оказался механическим соединением фрондирующих интеллектуалов, молодых политтехнологов и ветеранов митингового движения конца прошлого десятилетия. Если бы дело происходило в Польше 1980-го или Франции 1968-го, даже в России 1990-го, то такой конгломерат был бы почти идеальным штабом протеста: интеллектуалы создают идеологию оппозиции и продвигают ее идеи; молодые политтехнологи и политики разворачивают массовое движение, участь премудростям у старых борцов… Но наша интеллигенция — не польская, не французская, даже не грузинская. Этот факт, например, очень огорчает "французского интеллектуала" Эдуарда Лимонова, который впадает в страшное раздражение, видя, как его российские коллеги раз за разом гаремный стиль сопротивления предпочитают баррикадному. Лимонов не учитывает, что от гаремных заговоров погибло куда больше султанов и византийских василевсов, чем от рук героических тираноборцев.
В итоге "статусная" часть КСО просто самоустранилась, вовремя вспомнив вольтеровскую мудрость насчет возделывания собственно сада.
Мне трудно себе представить, чтобы, допустим, Жан-Поль Сартр (тогдашняя икона левой интеллигенции), приняв в мае 1968 года приглашение войти в студенческий стачечный комитет, писал бы открытые письма Даниэлю Кон-Бендиту о том, что студенты должны изменять мир, не бастуя, а, напротив, настойчиво овладевая знаниями, чтобы стать полезными членами общества.
"Старые борцы" сегодня не могут увлечь за собой политический молодняк, поскольку "Акела" слишком часто промахивался, но у самого молодняка практически нет авторитета за пределами их политических кланов. КСО не может и играть роль портативного учредительного собрания, так как в стране нет значимых социальных групп, рассматривающих их в качестве своих делегатов. Интеллектуальное бессилие КСО, ярче всего проявившееся в резолюции о визах для азиатов, не компенсируется привлечением известных экспертов.
Обычно на романтической фазе революционного подъема у политических вождей нет отбоя от авторитетнейших специалистов, готовых предложить свою помощь новой (или будущей) власти. Но в нашем случае нет ничего подобного. Спецов старательно собирает лишь кудринский комитет "гражданских инициатив", а экспертный совет при КСО не имеет всероссийских знаменитостей и явно не востребован политиками. Идеи собирать "наказы" от различных социальных или профессиональных групп, организуя круглые столы и конференции-митинги, КСО чужда в принципе. Сейчас Совет пытается выработать какие-то основополагающие подходы, в том числе по конституционному устройству, исходя из своих дилетантских представлений. Стоит напомнить, что за время работы КСО Временное правительство Керенского уже подготовило нормативную и организационную базу для выборов в Учредительное собрание. Тем более что нашему обществу значительно важнее взгляд радикальной оппозиции на налоговую реформу, национальный вопрос и на права жильцов и наемных работников, чем на передачу конституционных прерогатив от президента к премьеру.
Если бы выборы КСО состоялись сейчас, когда стали ясны "дезертирские" наклонности "литературно-артистического" крыла, проявились бы все разногласия между умеренными и радикалами, а от эйфории не осталось и следа, его состав был бы принципиально иным: значительно более политизированным и радикальным, но с существенно более низким коэффициентом узнаваемости. В этом смысле хорошо, что возникла альтернатива в виде "Гражданской федерации". Даже если в сухом остатке у нового движение получится просто сдружить разрозненных гражданских активистов, объединить несколько генераций правозащитников и активистов, это уже будет огромным вкладом в преодоление социальной апатии и атомизации. Людей объединяет ни группа в социальных сетях, а расклейка листовок и совместное стояние в пикете. А идеология приходит потом как сумма общих целей.
Вернемся к КСО. Абстрактная теоретическая правота радикалов оказалась для них бесполезна, потому что по как бы существующим в мировой истории правилам полагается, что радикалы, победив оппортунистов, в качестве приза возглавляют массовое революционное движение. Но этих революционных масс и нет — верхний слой новорожденного "среднего класса" "перегорел", а другие социальные слои лишь только начинают тлеть. Неминуемость их стремительного возгорания из-за еще неизвестной нам "искры" совершенно не означает, что жизнь заботливо подыскала для них подходящих вождей и пророков.
Но и попавшие в идеологический мейнстрим умеренные деятели, плотным ватным слоем обложившие радикалов, не имеют социальной поддержки. Ведь у нас взбаламученные массы, испытав разочарование в радикальной тактике, отнюдь не идут за умеренными лидерами, помогая им в их идеологической тяжбе с революционерами, но пристыженно замыкаются каждый в себе, совершенно не стремясь гордиться своим здравомыслием, а скорее переваривая ощущение изнасилованных.
Самое забавное, что у нас фронт общественно-политической конфронтации проходит не у порога "штаба" оппозиции, а по, фигурально выражаясь, середине штабного стола.
Честно говоря, не надо слишком сильно ругать наших оппозиционеров. Польским интеллектуалам было куда проще: им надо было лишь непрерывно говорить, что они против подчинения Москве и бредового коммунизма, за независимую свободную католическую Польшу. У нас же все идеи национально-религиозной идентичности, исторического величия и государственного суверенитета забрал себе Кремль. Собственно, путинизм забрал себе весь возможный популизм — и правый и левый, "национализировал" весь набор наиболее расхожих пропагандистских мифов. Новая оппозиция, в отличие от своих демократических и патриотических предшественников четвертьвековой давности, лишена возможности кружить массам голову мифологией и демагогией. Ее нелегкий удел — это честный, откровенный разговор с народом, необходимость снова доказать ему свою преданность.
КСО просто не знает, что ему делать: проводить митинги как бы незачем (власти на них плюют), но надо; участие в выборах сплоченной силой невозможно из-за принципиального внутреннего раскола и органического для отечественной интеллигенции сектантства; писать программы-конституции, получается, не для кого. Остается штамповать резолюции.
Но все это не отменяет важнейшей исторической задачи КСО — стать тиглем для выплавки общей идеологии российского самоосвобождения.
Фактически КСО должен продолжить ту работу по сближению отрядов оппозиции, которую начала Национальная ассамблея 5 лет назад. Ведь именно сейчас происходит очень сложный процесс поиска алгоритма объединения оппозиционных течений, а также выработки языка, который будет понятным и вдохновляющим для простых людей, которые пока совершенно не поняли суть прошлогодних выступлений. Национальная ассамблея показала технологию широкого объединения и дала наглядные примеры тупиковых вариантов взаимодействия: скоплению идеологов самого широкого политического спектра предложили погрузиться в совместную выработку манифестов, но исключили единственный реально объединяющий фактор — проведение совместных акций и кампаний...
Самый простой рецепт для КСО выйти из нынешнего кризиса — резко сменить контекст: не спорить о категории "политзаключенный" или о способах люстрации нынешней партии власти, а заняться налаживанием обратной связи с обществом, попытками понять, какую именно социальную модель российское общество предпочтет как желаемую альтернативу существующим порядкам.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
