Мой собеседник посмотрел на меня с удивлением и ужасом. Если бы я попросил у него ведро свежего турнепса или экзотическую птицу какаду на поводке, он бы, наверное, отреагировал мягче, просто позвонил бы "ноль-три": тронулся умом его товарищ, случается. Грустно, но понятно. Но когда заурядная, казалось бы, просьба исходит от человека, от которого таких просьб и тем более в такой момент совершенно не ожидаешь, то непонятно, как себя вести.
Сантиметр же, действительно, был совершенно необходим. В результате я стал временным обладателем удивительной рулетки, красной как яблоки Лео Барнетта, с четырьмя крупными литерами: КПРФ. Знал бы товарищ Зюганов, для каких целей будет использована однажды предвыборная агитация его московского штаба, не удержал бы он, думаю, весомой пролетарской слезы.
Через пару часов цепкий край этой рулетки войдет в колею между стенными блоками дома номер 8 по улице Лесная. Измерительное полотно растянется по горизонтали, а потом, чуть меньше, по вертикали. Получившиеся цифры будут аккуратно переписаны в блокнот. Блокнот перейдет в руки мастера одной из московских фирм по оказанию ритуальных услуг населению.
Каждую минуту я буду ждать неприятных вопросов, кривых улыбок, кислых взглядов. Ведь ее мнение никого не интересовало. Ее влияние было минимальным. Сам Владимир Владимирович Путин об этом недвусмысленно заявил.
Всем вообще было начихать; ее и не знал никто, кроме горстки смешных сумасшедших. А те, кто знал, стеснялись. Потому что она занималась клеветой, якшалась с террористами и хотела уничтожить стабильность. По телевизору об этом сообщалось в выражениях мягких. В менее массовых СМИ, в первую очередь электронных – практически прямым текстом.
Я мало чего боюсь в этой жизни, но в этот раз я боялся. Я боялся столкнуться с потребителем этих материалов. С тем идеальным "кремлевским патриотом", которого скрупулезно выращивают в движении "Наши". Вдруг этот человеческий тип действительно существует? С нетерпением ожидает каждого нового "фильма" Аркадия Мамонтова, молится на портрет президента, агитирует за суверенитет, в тревоге и гневе размышляет об оранжевых миллиардах Березовского?
Что мне сказать такому человеку? Стукнуть его по голове от отчаяния? Промолчать и отойти? Попытаться что-то ему объяснить? Но в двух словах не объяснишь, а для людей такого типа, как прекрасно описал Виктор Шендерович, "поле квадратное, мяч круглый и не надо ля-ля".
Кто выколесит гордую грудь великоросса, и отекший подбородок приподняв, продекламирует мне, что впереди орда и тьма, а с нами Путин и Христос? Осыпанный мраморной крошкой подмастерье с долотом? Охранник погоста? Водитель такси? Тетенька с квитанцией, оформляющая соседний заказ? Кто меня попросит "дать, наконец, жить спокойно" и "не надо ля-ля"?
Сейчас я могу признаться. За последние три дня я общался с самыми разными людьми. Я смотрел на их изрытые мозолями руки. Я слышал, как они обсуждают телевизионные сериалы и повышение цен. Я видел их одежду и понимал, что она куплена за небольшие деньги на местном вещевом рынке. Каждый из этих людей был коренным и бесспорным представителем народа, того самого "молчаливого послушного большинства", в адрес которого так любят язвить сытые кремлевские "аналитики".
И каждый из этих людей понимал: перед ним стоит активист оппозиции, пресловутая "оранжевая мразь на подсосе у беглых олигархов". И если ему не помешать, не "позвонить куда следует", не швырнуть патриотичным жестом в его бесстыжую рожу комканые купюры, не выбросить из машины в кювет, не испортить намеренно несколько букв на не подлежащей восстановлению минеральной поверхности, то совсем скоро, почти в самом центре Москвы появится черный траурный прямоугольник. "В этом доме жила и была злодейски убита 7 октября 2006 года Анна Политковская".
В отчете сторонников Эдуарда Лимонова, посвященного событиям 7 октября, есть строчка: "гнилой северный дождь". Не замечая бесцветной мороси, я со своими товарищами из движения "Смена" и Объединенного гражданского фронта вдавливаю прекрасно и в срок исполненную мемориальную плиту в стену, на то самое, заранее отмеренное пространство.
"В Москве есть улица Ахмата Кадырова. Но мы всегда говорили: Это наш город. Это не город Лужковых или Кадыровых. Это город, в котором будут помнить Анну Политковскую. Поэтому мы сделали то, что должны были сделать", - объясняет журналистам Гарри Каспаров. Через минуту мрамора уже не видно – только бесконечные букеты, перевитые черными лентами. По просьбе одного из фотографов мне приходится поправлять лепестки и стебли, чтобы надпись могла попасть в кадр. Но приходят все новые и новые люди. В скором времени поминальные букеты придется переносить на козырек подъезда, иначе к дому невозможно будет подойти.
Это наш город. Даже не город политических активистов, несистемной оппозиции, ОГФ, лимоновцев или движения "Смена" – заранее отвечаю на вероятную критику правительственных пропагандистов – он просто наш. Город обычных людей. Тех самых, с которыми я непрерывно общался на протяжении трех суток.
Тесная комната, несколько телефонов, гора бумаг, стандартное конторское помещение.
"Шестьдесят на сорок, стандартный размер. Вам для колумбария? Покажите текст, читать не обязательно, я сама прочту. О Господи! Маша, подойди-ка. Смотри, какой у нас заказ. Скажите, ну их нашли хотя бы? Вот сволочи… Какую женщину убили… Ну понятно, что не найдут. Бандитская власть, все там бандиты. Она им, конечно, давала прикурить, невероятной смелости человек. Вы сами не из "Новой"? Но вы ее знали хотя бы? Мы все ее статьи читали, всегда поражались. Как знали, что добром это не кончится… И что, неужели разрешили ставить плиту? Ну понятно, кто ж такое разрешит… Знаете, мы вам самые хорошие винты дадим, с дюбелями, считайте что в подарок, и раствор, цемент тут не поможет. Ставьте уж насовсем, и чтобы ни одна сволочь…"
Артельный цех, дощатый пол, каменная пыль, железные динозавры станков, пронзительный визг сверла. Человек в допотопной байковой рубашке и перевязанных изолентой огромных очках – не только для остроты зрения, но и для защиты при работе.
"Чечены ее грохнули, тут и думать нечего. Как Хлебникова. Я читал про Нухаева и книжку эту тоже… "Разговор с варваром". Когда такое пишешь, понятно, чем закончится. А уж кто заказал… Этот чекист, как его, Рягузов? Что с ним, осудили, отпустили? Бандиты, все они там, бандиты. Вечная ей память. Если за что бралась, так уж до конца. Таких людей очень мало сейчас. Может быть, и вообще больше нет".
О, Господи, откуда же они все это знают? Ведь оппозиционные издания "маргинальны, лживы и никому не интересны", их, как известно, никто не покупает, а покупают газету "Твой день" и "Комсомольская правда", особенно, если на обложке голая задница или довольный Владимир Путин.
О, если бы. Поздняя ночь, работа сделана, спать не хочется. В сторожке скучают охранники. Самое время заварить огромный чайник на всю бригаду, позвать свободный персонал, обсудить последние новости. И ходит по кругу "Новая газета". И продолжаются горячие споры. И кочуют из рук в руки книги, почти экстремистского содержания. И читаются залпом, и передаются дальше.
Это какая-то невероятная картина, от нее веет беспардонным соцреализмом, вроде "Рабочие Путиловского завода читают большевистские листовки".
Но это правда. Правда, которой я и сам был шокирован.
Ее влияние было минимальным? "Бандиты, все они там бандиты".
Дородный, черноглазый, бритый почти наголо мужчина крутит баранку потрепанной "Нивы".
"Я сам из Северного Казахстана, был депутатом. А когда Союз предали, кинул свой партбилет и сказал: сами все развалили, сами отдали власть, теперь надеяться не на что. Сейчас вот на вольных заработках. Ни о чем не жалею, не хотел в этом участвовать, решил человеком остаться. Вот говорят, "совок". Уничтожили великую державу и радуются. А когда хорошее что-то вспоминают, то говорят, что все нас боялись. Да разве в этом дело? Люди иначе друг к другу относились. Добрее были. Разве тогда стреляли в кого-то? Были, конечно, и лагеря, и кагэбэшники бесились, но ведь это все история. А потом перебесились. Стало нормально все. И люди друг друга уважали. Не убивали друг друга в подъездах. А сейчас бандиты нам на шею сели. Аня правильно писала, я весь Кавказ объездил, все своими глазами видел. Жалко, что сам эту плиту поставить не могу, а увидите Каспарова, пожмите ему руку от меня и от всей моей семьи. Честный человек. Мы за него боимся, пусть хоть немного осторожнее будет…"
Эти люди вряд ли выйдут на "Марш несогласных". И вряд ли станут активистами "Другой России". У них дела, быт, семья, работа. Им не хочется лезть на рожон и рисковать, не зная результата. Но это ни в коем случае не молчаливое путинское большинство. Совсем нет. Для кого пишет газета "Взгляд"? Для кого снимает свои ролики Аркадий Мамонтов? Для кого заполняет эфир триумфальным клекотом выдавившей из себя яйцо наседки Глеб Павловский? Для чего существует "Молодая гвардия "Единой России"? Для начальства? Уверен, в критический и переломный момент начальство будет неприятно удивлено. И перманентный рефрен, накатывающаяся валом догадка, звучащая с каждым разом все громче и отчетливее: "Так ненавидеть убитую могли только убийцы".
Владимир Путин безмятежно празднует свой день рождения. "Нашисты" пихают случайным прохожим брошюрки с почти уже легендарным "планом". "Россия молодая" выстраивает из человеческих тел подобие "смайлика" под названием "Улыбка президенту". Позже оказывается, что большинство участников акции, набранных по комьюнити флэшмобберов, даже не знали, в чем им придется участвовать. Думали, это просто так улыбка. Но просто так в нашей стране уже давно ничего не бывает.
Убийство Анны Политковской замалчивается, тонет в волнах потного "позитива", точно так же, как и трагедия в Беслане, официально перечеркнутая празднованием "Дня города". Или вытравливается потоками ядовитой критики, с обязательным упоминанием "врагов России". Но люди, устраивающие в день скорби карнавал с прибаутками, хотя бы получают за это зарплату.
А вот как относиться к людям иного сорта, вроде бы до сих пор честным и искренним? Что следует думать, когда возвращаешься домой с площадки перед домом номер восемь, заходишь в Интернет, открываешь тот же самый Живой Журнал?
И понимаешь, что Анну Политковскую в очередной раз хотят убить.
Даже мертвая, она для них опасна.
"Нашу милую Аню, женщину и мать, поднимает на свои знамена эта противная оппозиция, обвешала ее трогательный портрет лозунгами, скандирует и выступает. А вот Аня как человек их совсем не интересует. Это оскорбление ее памяти, да. Памяти простой, несчастной женщины, которую надобно тихо помянуть добрым словом и печально разойтись".
Была бы жива Анна Степановна, ох надавала бы она вам по щекам за слова такие.
Анна, превратившая свою жизнь в подвиг. Анна, на которую не действовали ни посулы, ни угрозы. Анна, спокойно идущая через грязь, и это не метафора – настоящую грязь, окопную. Анна, игнорировавшая все плевки своих противников. Анна, до конца боровшаяся с любой несправедливостью. Анна, всегда чуткая к чужому страданию, до конца отстаивающая принцип о необходимости помощи страдающим, кем бы эти страдающие ни были.
Да, она была женщиной. Матерью. Человеком. Но в первую очередь она была примером. Примером, которому хотелось следовать. Примером, следование которому после трагических событий прошлого года стало делом личной чести. Можно строить догадки о том, как ей на самом деле было трудно. Но при этом уважать ее волю, благодаря которой она преодолевала все трудности.
Скажем проще. Она была героем. Она делала то, на что у многих не хватало ни энергии, ни духа. И именно этот, героический тип поведения ей, как выясняется, не могут простить даже ее сторонники. "Героизм" – это наносное, не главное. Как бы так вписать ее в пантеон собственных недостатков, чтобы при взгляде на ее портрет не охватывало чувство жгучего стыда за собственную трусость и немощь?
Вот, оказывается, как. "Она была простым человеком". Есть ли более страшное оскорбление ее памяти? Существует ли более дикое надругательство над всем, что она делала при жизни? "Мы слабые люди, и она была одной из нас". Но ни один действительно простой и слабый человек не разделяет этого заблуждения. Восхищение, признательность, надежда на то, что кто-то продолжит ее дело. Это есть. А жалобное умиротворение за поминальным куличом отсутствует. Уж извините.
"Закидали их елками, замесили их грязью и пошли по домам под шумок толковать, что пора положить бы, мол, уж конец безобразиям, что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать".
И никто не додумался просто встать на колени…
Никто из "изрядно порядочных". Что, впрочем, было вполне ожидаемо.
Что же, значит, мы не порядочные. Ничего страшного, в адрес Анны раздавались обвинения и пострашнее. Мы сохраним память о том, чем была для нас Политковская. И именно благодаря этой памяти мы пройдем тот путь, который она собственным примером указала для каждого нормального человека. Не униженного плаксы и не самодовольного "политического менеджера".
Нормального.
Ищущего правду, знающего правду, готового говорить правду. Если цена правды оказывается слишком высока, если правда равняется опасность, значит, со страной происходит что-то не совсем хорошее. Точнее, очень плохое.
Светлая Вам память, Анна Степановна.
И спасибо за все.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
