"1984" известен каждому. "Война это мир, свобода это рабство, незнание – сила". Диссидент Уинстон Смит сломлен в Министерстве любви. "Цель власти – власть. Цель пытки – пытка", – просвещает его на допросе О’Брайен, столп нечеловеческой элиты. Исчерпывающе сказал Джордж Оруэлл и о "специальной военной операции": "Войну ведёт правящая группа против своих подданных, и цель войны не захватить территорию, а сохранить общественный строй". Под конец дожатый Уинстон Смит любит Старшего Брата.
Но есть ещё "1985". Редкий в литературе случай удачного сиквела. Создал его венгерский писатель Дьёрдь Далош. Дело происходит в том же Лондоне. На Взлётной полосе N 1 тоталитарного государства Океания. Возвращаются к читателю диссидент Уинстон Смит, его неверная возлюбленная Джулия Миллер, номенклатурно-гэбистский демон Джеймс О’Брайен. Но картина жизни уже сильно-сильно иная.
В декабре 1984-го Евразия наносит Океании сокрушительное военное поражение. В воздушной битве над Азорскими островами уничтожены океанийские ВВС. Несколько дней спустя от лёгкого недомогания – вызванного, вероятно, простудой – умирает Старший Брат. Медбюллетень о его смерти единогласно утверждает руководящий орган внутренней партии. Первое за четверть века голосование в Океании. Далее местное "РИА Новости" категорически опровергает слухи, будто предыдущие опровержения сообщений об Азорском разгроме являются косвенным подтверждением упомянутого разгрома.
О’Брайен приглашает Уинстона к себе в кабинет. Уже не пыточного Министерства любви, а агитпроповского Министерства правды. Извиняется за прошлогодний эпизод – он всего лишь выполнял приказ, и значительно мягче, чем от него требовали. Предлагает совместно работать на спасение страны.
Смит реально удивлён: зачем хозяевам помощь? "Разве мы недостаточно сильны? – Если вы имеете в виду, можем ли мы положиться на безразличие народа, то да, можем. Но этого уже недостаточно".
Нужны реформы. А реформам нужно информационно-пропагандистское обеспечение. С этой целью Смиту предлагается возглавить издание "ЛПТ" с расширенными цензурными рамками. Это подлинно новая газета. Грядут перемены – громогласное эхо.
Начинается перестройка, управляемая О’Брайеном. Отменяются идиотские традиционные ценности вроде тотальной физзарядки. Люди преображаются на глазах: "“Как вы красивы!” –сказал мне этот кровавый пес. “Это весна пришла!”– бросила я ему". В общем, кто застал милостью рождения, тот помнит советские 1987–1989-й.
Ударная сила преобразований – всё та же полиция мыслей. Гэбисты жёстко расправляются с ортодоксами внутренней партии. Штаб-квартиру штурмом берут мыслеполы, солдаты и умеренные партаппаратчики. Старшебратские ветераны спасаются бегством через окна верхних этажей. "Пришлось уничтожить на месте 35 человек и арестовать 150". Цифры недалеки от Октября-1993.
Но были ещё 1990-й и 1991-й. Далош все эпохи уложил в 1985.
Создано Движение за реформу. На базе редакции "ЛПТ". Уинстон, Джулия, ещё несколько человек. Вернулись из "радлагов" 1984-го. Реформы несомненно идут. Непонятно лишь – чего ради. Даже О’Брайен не видит дальше текущего удержания власти. А между тем, камень уже столкнули.
Один из ключевых моментов и романа, и сиквела: тоталитаризм не бывает всеохватным. Жизнь устроена иначе и ставит свои блокираторы. Возвращаясь в 1984-й: "В Лондоне громадная преступность, но поскольку она замыкается в среде пролов, власти не проявляют беспокойства. Пролам позволено следовать обычаям предков". Так в общем было и в СССР. И даже в зашнурованном Третьем рейхе поднимались с кастетами на гестапо хулиганы и ботаны из бомжовых подвалов. Уж кому, как не Дьёрдю Далошу знать. Он ведь застал подростком и "Шахтёрскую бригаду", и "Вокзальную бригаду" в боях 1956-го.
Этот огонь прорывается из-под земли. Пролы требуют своего. В авангарде мусульманские мигранты, вожак Мухаммед Стэнли. (Присмотримся к новостям о самоорганизации таджикских гастарбайтеров в России). Пролы протестуют по-своему. Подобно партизанам современной России. С ними рядом встают студенты Университета аэронавтики. У них сложилась своя мифология – подняты на щит имена основателей партии, репрессированных Старшим Братом: "Джонс, Аронсон, Резерфорд – ими каждый в сердце горд!" (Ну, тут-то за нами не заржавеет. Пантеон такого рода Путин уже в целом создал. Будет что-нибудь вроде: "Вот Пригожин, Уткин, Мурз! Ради них запустим ПТУРС!") Но не в фамилиях дело. Рулят пролы – что Мухаммеды, что Стэнли. При штабе восстания Уинстон Смит, рвущий со своей тусовкой.
"Перестроечный" режим шокируется и звереет. Креативно-интеллигентскому Движению за реформу надо определяться. Либо продолжать свой мирный протест и конструктивный диалог, направленный на раскол элит. Либо становиться политкомиссарами при бунтующей черни. И вот тут происходит разговор, определяющий для нас весь смысл.
Вчитаемся. Написанное в 1982 году, ещё при жизни Брежнева – это про нас сегодня.
Джулия Миллер: "Я видела здоровые силы в партии и в полиции мыслей, которые могли стать гарантами лучшей системы. На фанатизм нельзя отвечать фанатизмом, на крайность — крайностью".
Уинстон Смит выдвигает программу: "1) опубликовать приветствие пролам и вступить с ними в контакт; 2) поддержать их акцию как вполне законную; 3) потребовать немедленной отставки правительства; 4) потребовать освобождения арестованных пролов".
Джеймс О'Брайен: "Ребята, я ничего не имею против того, чтобы вы собирались на свои заседания, высмеивали всё, что для нас свято, или пели свои дурацкие песни. Но объединяться с пролами! Это ещё что такое?!"
Режим знает, что ему по-настоящему страшно. Не та Джулия. И даже не эта Юлия. Страшен мужик из хаты. Фронт, подполье, бунт. Всё прочее – лэпэтэ, не имеющее никакого значения.
Но даже Уинстон ещё не вполне готов. Ещё вдувает Мухаммеду Стэнли, какой белопушистой должна быть политика ("мы же не можем, как они"). И получает журналист-политолог ответ портового гастарбайтера: "Дорогой неверующий друг! Аллах изобрёл политику не для нашего очищения. Для этого есть вера".
В бой вступают две организации. Революционный студенческий комитет отстреливается из охотничьих ружей. Рабочие отряды под зелёным знаменем атакуют карательные патрули. Режим сметён. Но восстанавливается евразийскими интервентами. Здесь параллели обрываются, ибо Си Цзиньпин не бросится помогать Путину.
Утверждается диктатор по прозвищу Младший Брат. Довольно популярный в народе – разрешён бизнес, разрешена религия. Даже политические свободы вроде как не отменены. Если не колышат власти. Примерно как в первые путинские годы.
О’Брайен вспоминает, каким путём достигнута эта идиллия:"Мухаммед Стэнли, конечно, не мог избежать петли. Заплатили своей жизнью и все те, кто участвовал в линчевании полицейских или членов внутренней партии. Не могли рассчитывать на милосердие и те, кто уничтожал государственные телеканалы". Зато авторов и распространителей "ЛПТ" так сурово не карают. Уинстон Смит ещё выйдет из тюрьмы, напишет о пережитом и погибнет в автокатастрофе. Джулия предаст снова, долго проживёт в функционерах Минкульта, издаст лживую версию событий. О’Брайен оставит мемуары и умрёт в сумасшедшем доме.
Последнее, что сказал Мухаммед Стэнли Уинстону Смиту: "Ты очень достойный человек, но тебя они не казнят".Интеллигент услышал рабочего и понял, что так нельзя.
Джулия: "Отмежеваться от безответственной акции пролов. Иначе умеренные в полиции мыслей будут считать, что мы заодно с террористами".
Уинстон: "И правильно сделают. Плевать на них".
