— Гарри Кимович, если подтвердится смерть Алексея Навального, какие последствия это будет иметь, если будет, для России, для российского режима, для Путина и для всего мира?
— Судя по тем сообщения, которые приходят, эта трагическая новость, к сожалению, подтверждается. Потому что доверять тому, что говорит российская власть, просто было бы глупо. Естественная смерть или ее как-то ускорили, но совершенно очевидно одно — что его убивали медленно.
Независимо от того, какова конкретная причина смерти, тот факт, что изможденного человека после стольких отсидок в ШИЗО посылают за полярный круг зимой, указывает на то, что, скажем так, путинский режим не сильно был заинтересован в том, чтобы Алексей поправил свое здоровье. И тем не менее, нельзя исключать, что это была целенаправленная акция. Мы опять ничего не можем говорить, к сожалению, потому что все, что происходит в путинской России, покрыто такой завесой непроницаемости.
Нам показывают только то, что они хотят, чтобы мы видели. Можем только гадать. Понятно, что эта смерть, это трагическое сообщение, конечно, всколыхнет Запад. Вот я вдруг обнаружил такое количество сообщений у себя в ленте: дайте интервью, поговорите. Но, к сожалению, мы знаем, что этот интерес продержится 2-3 дня, а потом он может опять уйти.
Я пишу в твиттере о том, что президент Байден говорил, что Путин дорого заплатит, если что случится с Алексеем. И что будет Путин платить? Потому что столько раз мы уже слышали эти заявления, что Путин заплатит, если он нападет на Украину. Он уже столько преступлений совершил, и что-то я пока не вижу решимости Запада наказать его за эти преступления.
А главное — понять, что, пока он там, преступления не прекратятся. Все то, что мы сейчас обсуждаем, происходит на фоне продолжающейся войны в Украине. Путин наращивает давление. К сожалению, с другой стороны мы видим большой набор слов, даже как на этой конференции. Вместо слов нужны снаряды. Со снарядами у них проблема, и вместо того, чтобы гордиться тем, что ВВП натовских стран в 25 или во сколько-то раз больше России и ее союзников, надо объяснить, почему в этом случае у России в 5 раз больше снарядов, если не в 10 раз больше.
Я думаю, что какие-то события произойдут, но мы не можем ничего говорить, потому что слишком хрупкая сегодня система вот этих сдержек и противовесов в западном обществе. Мы не знаем, что будет в Америке. Потому что история с пакетом помощи Украине зависла из-за внутренних разборок. Мы не понимаем, какая часть связана чисто с внутренними разборками, какая, в принципе, связана с тем, что там действует мощнейшее путинское лобби. В основном, конечно, с правой части, с республиканской, но, тем не менее, оно есть и в левой части. Поэтому мы сейчас можем только выжидать и еще раз сказать о том, что путинский режим — это непрерывная череда преступлений.
Если эта смерть подтверждается, Запад должен зафиксировать факт, что самый видный оппонент Путина, живущий в России, был фактически ликвидирован, опять — на глазах у всего мира! Есть политическая воля на Западе или нет? Это тоже момент истины наступает. Я хотел бы верить, что на Западе появится политическая воля наконец заговорить о кардинальных переменах в России, но я бы боялся загадывать.
— Как вы полагаете, людей, которые позиционируют себя как российская оппозиция к путинскому режиму, это подвигнет к более решительным действиям? И то же самое касается российского народа. Гибель сотен тысяч солдат, которых Путин послал на войну, по сути, не привела ни к каким реальным массовым протестам, а это событие — есть ли шанс, что оно выведет людей на улицы или подвигнет к каким-то другим формам протеста?
— Затрудняюсь ответить на вопрос утвердительно ровно потому, что мы имеем дело с большим количеством неизвестных.
Что касается оппозиции, то я полагаю, что трагический уход Алексея из политической арены, потому что даже будучи в тюрьме, он все равно был символом борьбы, и был фактором, с которым все равно все должны были считаться, неизбежно будет сдвигать оппозицию в более радикальную сторону. Это законы политической борьбы, законы жизни. Кровь всегда приводит к радикализации. Мы же видим, как это произошло в Украине. Этот процесс не поддается контролю.
Но совершенно очевидно, что такая смерть такого человека, такого масштаба, сдвигает политическую конструкцию в сторону большего радикализма. Что произойдет в России, трудно сказать. Мы не видим сегодня протеста там, но совершенно очевидно, что подспудно зреет недовольство. Она, безусловно, есть, мы его просто не можем увидеть.
— То есть это не выжженное поле? Все запуганные, отдельных людей выбросили, кого-то посадили.
— Да, все запуганные, людей выбросили, посадили, убили. Тем не менее, есть 140 миллионов человек. Мы знаем, что все равно там 15% против войны были по моральным соображениям. Они были. Вот это тот самый крымский консенсус: 86/14. Мы видели более-менее по демонстрациям в первые две недели после полномасштабного вторжения два года назад. То есть на самом деле это количество людей в России есть. Часть из них уехала, часть вынуждена была вернуться. Но тем не менее общество небезнадежно.
Совершенно очевидно, что на сегодняшний день потенциала для свержения режима даже близко нет. Для массового протеста потенциала тоже нет. Но такие события могут к чему-то приводить. Сейчас, мне кажется, самый большой вопрос, который должны решать в Кремле: а где будут хоронить Навального. На самом деле это вопрос, над которым ломают голову в Кремле.
По их же законам, его обязаны привезти и отдать родственникам. То есть, как я полагаю, родителям в Москве. А вот здесь все может произойти. Дело в том, что эти события, опять-таки, никем не контролируются. Я не сомневаюсь, что если такая траурная церемония будет в Москве, то мы можем увидеть количество людей, которые зашкалят все ожидания. Поэтому не исключено, что они будут искать другие способы, опять незаконные.
Тень Навального — все равно угроза. И совершенно очевидно, что они будут с ней бороться даже после его смерти. Что касается и России, и Запада, возникла новая ситуация, в которой все должны будут какие-то решения принимать. Наша позиция неизменна: режим преступный, но свержение режима возможно только после украинской победы. Победа Украины — это шаг к свободе России. Поэтому ничего в позиции моей и моих коллег не меняется здесь. Другое дело, что не исключено, что это трагическое сообщение увеличит количество наших сторонников.
— Вы в свое время довольно остро критиковали методы Алексея Навального. Но сейчас, если эти сообщения правда, по вашему мнению, кем войдет в историю России Алексей Навальный и насколько значительным будет его место в этой истории?
— Мы не знаем, как наши дела отзовутся в истории. У меня были значительные разногласия с Алексеем по многим вопросам, хотя также мы и вместе действовали, и много лет назад, пока я еще был в России, участвовали в больших демонстрациях.
Вся эта критика сегодня становится мелкой на фоне этой трагедии. Человек погиб, причем понимая, какой риск он на себя берет, возвращаясь в Россию. Когда меня спрашивали, могу ли я прокомментировать его решение вернуться после неудачной попытки путинского режима его ликвидировать, я всегда говорил о том, что есть политическая составляющая решения. И я могу быть с ней не согласен.
Мне кажется, это было не лучшее решение. Но нельзя комментировать акт героизма. Акт личного героизма стоит выше любых политических расчетов. Навальный взял на себя риск. Заплатил за это самую высокую цену — свою жизнь. Поэтому, мне кажется, сегодня все остальные критические стрелы, которые пускались в Навального, просто не долетают до цели.
Он уже выше всей этой критики. И я хочу повторить, что даже тень Навального — это страшная угроза режиму. Это то, с чем режим может и не сможет справиться, потому что он уже вышел из-под их власти. Но то, что он вызвал своей жизнью и своей смертью, может стать той самой последней каплей, которая переполнит эту чашу терпения планеты путинскими преступлениями.
