Об эмоциональном выгорании.
Эмоциональное выгорание стало более-менее активно обсуждаться в России лишь в последние годы. Сталкиваются с ним чаще всего те, кому приходится работать с "чувствительными" темами и много общаться с людьми. Вроде ничего и не меняется, но пропадает интерес к работе, а коллеги, клиенты, герои – все они уже осточертели. Мотивации нет, а в голове пульсирует вопрос: "ну и нахрена я это делаю?" Попадают под каток эмоционального выгорания врачи, учителя, работники НКО, психологи, а также журналисты.
"Любая профессия, связанная с постоянными контактами с людьми, чревата выгоранием. Даже если журналист делает все возможное, хороший результат гарантирован далеко не всегда. И, соответственно, отсутствие видимых или желаемых результатов, отдачи — также одна из причин выгорания. Кроме того, в этой работе условия часто бывают довольно суровыми, не всегда существуют объективные критерии оценки результата. Это приводит к состоянию неопределённости, а неопределённость для большинства людей – это тревога и стресс, что, опять же, является причиной выгорания”, – поясняет психолог Екатерина Туркина.
В журналистику вообще часто идут люди с горящими глазами, мечтающие менять мир. Мир особо не меняется, зато под глазами появляются синяки, а блестеть глаза начинают от слез. Достается не только репортёрам, работающим в горячих точках.
"Это (эмоциональное выгорание у журналистов) достаточно востребованная тема, очень мало проработанная. Об этом начинают говорить, все говорят "хорошо, что об этом начинают говорить", но отчасти воз и ныне там. Как я понимаю, какой-то системной работы ведется очень мало", – рассказывала психолог Ольга Кравцова на мастер-классе "Профилактика выгорания журналистов, работающих с чувствительными темами" на III конференции "ЗаЧем будущее социальной журналистики".
Ольга сотрудничает с "Dart Центром журналистики и травмы", созданным для журналистов, освещающих насилие, конфликты и трагедию во всем мире. В своей статье она отмечает, что некоторых журналистов начинает пугать их собственный рабочий цинизм.
"Такие защитные реакции вполне объяснимы. Как тело образует рубцы в ответ на рану, так же и душа под воздействием экстремальных внешних воздействий защищается, огрубевает. При этом полностью бесстрастным и механистичным стать тоже нельзя, поскольку личность, эмоции, восприятие и память журналиста – это в каком-то смысле его профессиональный инструмент", – отметила Кравцова.
Когда мы заговорили на эту тему с коллегами, практически все подтверждали, что мы подняли очень важную и интересную тему, однако далеко не все согласились обнародовать свои имена.
Личный опыт
Мария Кольцова, фрилансер
Проблема эмоционального выгорания среди журналистов существует, как и проблема выгорания у всех тех, кто работает со сложными темами: сотрудников, НКО, активистов, политиков и всех остальных. Это понятно и по тому, что люди говорят, мне коллеги мои жаловались. Не всегда это было сформулировано, как выгорание, но все говорили: "все, я устал, я не вижу смысла, мне кажется, что моя работа ничего не значит. Даже если это не новости, а какая-то большая статья, все равно через неделю о ней никто не вспомнит. Никому все это не надо, есть в мире вещи и поважнее".
Журналистика связана еще с конкуренцией. Многие жалуются: "Я такой плохой журналист, а вот Вася Петечкин такую классную статью написал, какую-то премию получил, а я ничего не получил и людям не помогаю. Нафига я тут вообще сижу?" Постоянно какие-то грустные посты в соцсетях, истерики, алкоголизм. Все это, конечно, существует. Встречи в рюмочной, где все обсуждают свои тяжкие дела. Все это довольно ужасно.
Я сама с этим сталкивалась возможно в меньшей степени, чем многие. Мне повезло. Мне кажется, у меня был период этим летом, когда у многих было напряженное состояние. Это было обусловлено не только работой, но и ситуацией в стране, конкретно в Москве. Сил уже не хватало, казалось, что все это бессмысленно, мы ничего не можем изменить. Когда там твоих коллег винтят в автозаки и знакомых бьют на митингах, это довольно тяжело.
До этого, мне кажется, такого особо не было. Да, было тяжело, было грустно, когда я переезжала из Питера в Москву, перед переездом. Но это скорее было не только выгорание. Было ощущение и выгорания, что я немножко подустала, но было ощущение, что мне некуда развиваться в городе, что все уже занято. Там мне некуда было идти, негде работать, а работать хочется. Это был профессиональный депресняк, скажем так.
Как я с этим справлялась? Я с этим не справилась и уехала на магистратуру. Я искала варианты стажировок, другую работу, волонтерство и магистратуру. И выгорело то, что выгорело.
Я понимала, что становлюсь очень нервная, постоянно уставшая и грустная, срываюсь на людей. Мне нужно было куда-то сбежать, отдохнуть, перезагрузиться. И вот, собственно, я здесь. Других вариантов у меня особо нет. Я пыталась как-то отдыхать, отвлекаться, но это помогало буквально на пару недель.
Что для меня является самым трудным? Поиск тем. Если ты не работаешь на текучке в издании, это довольно сложно. Интересно, но сложно. Сложно, конечно, взаимодействовать с тяжелыми темами: заболевания, насилие, политическими. Очень сложно иногда взаимодействовать с людьми: и с коллегами, и с начальством, и с редакторами, и с госорганами. Всегда надо находить общий язык. Иногда это не получается. Получается, что ты бьешься головой о стену, это тормозит материал. Тебе хочется всех убить или пойти поплакать, сдаться. Надо эти моменты как-то переживать.
Самый эмоционально тяжелый случай – это материал, который я писала год назад про подростковый реабилитационный центр, где над ними издевались, связывали, ставили на веревку. Связывали руки и они так и ходили, заставляли приседать бесконечное количество раз. Я тогда общалась с молодой девочкой, которая там была. Ей лет 16 было. Было ее очень жаль. Очень хотелось, плакать, пока мы с ней разговаривали. Я не знала, как ей помочь и что с этим делать. После выхода этого материала мне писали люди, ей писали люди, говорили, что все это было во благо, все это было очень хорошо. Писали другие дети, которые были в этом центре и говорили, что только так можно было нас исправить. Стокгольмский синдром. Это было ужасно, что этот материал вызвал такие противоречия, и что дети до сих пор считают, что такое издевательство было правильным.
Хотелось уйти из журналистики много раз, хотелось все бросить. Начиная с финансовой стороны вопроса, заканчивая тем, что рынок у нас очень узенький. Уйти из журналистики, условно оппозиционной, независимой в какой-нибудь лёгенький лайф-стайл, моду. Хотя люди, которые этим занимаются, могут обидеться, ничем не хочу принизить их труд, но политическая и околополитическая журналистика – это особо тяжеля вещь, работать в которой в нашей стране особенно сложно.
Хотелось уйти, когда я из Питера переезжала и не могла найти работу и денег не было, потом в следующем году я вновь оказалась без денег и снова не могла найти работу, несмотря на хорошее резюме и кучу рекомендаций. Я некоторое время работала в офисе. Даже сейчас я учусь в магистратуре, но я не уверена, что после её завершения я смогу найти работу именно в журналистике. Я пытаюсь писать что-то как фрилансер, пока мне этого хватает. Не факт, что я найду работу в том издании, которое меня будет устраивать и в финансовом плане и в плане политической позиции.
Анна
Существует ли проблема эмоционального выгорания среди журналистов? Конечно, особенно среди журналистов, которые занимаются социалкой. В какой-то момент ты настолько устаешь от чужой боли и негатива, от ощущения собственного бессилия (ну, например, если пишешь о человеке со смертельной болезнью), что просто хочешь сбежать от этого всего. Спрятаться. Ты впадаешь в ступор и просто физически не можешь писать.
Сталкивалась с этим полтора года назад. Я физически не могла писать тексты: открывала документ и сидела, уставившись по полдня. Мне было тошно. Но это уже была крайняя стадия. Где-то недели через полторы я уволилась. Я не видела смысла в своей работе, ходила туда через силу. Работа не приносила мне радости и удовлетворения, как раньше. Я уходила в отпуск, но это вообще не помогло. То есть, это была не усталость, а именно выгорание. Когда я заходила в метро, смотрела на рельсы, и думала, что суицид бы стал быстрым избавлением от этого состояния. Я понимала, что мои мысли ненормальны в контексте этой жизненной ситуации. Тогда я спросила совета у знакомого психиатра. Она посоветовала мне "Золофт". Антидепрессанты убрали суицидальные мысли, но мое состояние по-прежнему было подавленным. Я уволилась в свой 30-й день рождения (тут совпало и выгорание, и кризис среднего возраста навалился).
И почти сразу почувствовала облегчение. Хотя и тревогу тоже, потому что уволилась, как всегда, в никуда, а накоплений у меня почти не было. Эмоционально мне стало значительно легче. Полтора месяца я не работала вообще. Потом начала потихоньку браться за рекламные тексты и спецпроекты. Я не получаю кайфа от работы, как это было года два назад. Но зато и не страдаю, и мне есть на что жить.
На фрилансе я уже полтора года и в целом чувствую себя комфортно. Тут только два минуса: неравномерная нагрузка (можешь две недели ничего не делать, а потом как навалится все и сразу) и несвоевременные выплаты гонорара (к счастью, так не со всеми работодателями).
Назад в офис я не хочу. Потому что пока не вижу СМИ, где я бы нормально могла расти и развиваться. Ну, сама понимаешь, что сейчас в нашей сфере происходит. Пока что моя работа дает мне только зарплату. Надеюсь, когда-нибудь я снова смогу получать от неё удовольствие.
Самое трудное – большое количество информации. Ты постоянно должен держать руку на пульсе, за всем следить. Это тяжело. Иногда хочется неделю посидеть без доступа к интернету. Неадекватные спикеры, которые почем зря выносят мозг.
Отказаться от интернета на пару дней? Хотеть и мочь – разные понятия. У меня зависимость от гаджетов. Ну и плюс, как журналист, я должна быть в курсе новостей, трендов. Мне сложно без интернета. Прямо очень. Когда я смотрю фильм или читаю книгу, часто отвлекаюсь на телефон. Поэтому накачала себе книг и фильмов на мобильный. Так получается не отвлекаться.
Самый эмоционально тяжелый случай навскидку не скажу, у меня было много неприятных историй. Я по жизни любой негатив принимаю близко к сердцу, поэтому стараюсь на этом не зацикливаться.
Я часто думаю, чем бы могла заниматься ещё кроме журналистики. Но пока не нахожу ответа на этот вопрос. Поэтому, всерьез уйти из профессии не задумывалась.
Виктор, 7x7-journal.ru, belsat.eu, severreal.org
Проблема эмоционального выгорания среди журналистов существует. Тяжело абстрагироваться от реальности работы, не вникать в проблемы людей.
Сам сталкивался. Мне становится очень тяжело морально работать, просто нет сил совершенно никаких.
Помогает секс, выплеск негативных эмоций в записях (у меня есть телеграм-канал), сигареты. Что вызывает негативные эмоции? Несправедливость, глупость окружающих, их подлость, особенно если это касается каких-нибудь чиновников.
Самое трудное – оставаться объективным и не предвзятым. У меня не получается быть объективным, при том, что я очень стараюсь. Нельзя не проникнуться к человеку, чью историю ты пытаешься рассказать с сочувствием. Я сам по себе очень эмпатичный человек.
Когда человек победил журналиста? Последняя история произошла, когда я снимал сериал про ЛГБТ в Сыктывкаре. Я понимаю, что контекст вообще не самый позитивный. Мне было очень тяжело не проникнуться сочувствием к ребятам про которых я снимал. Они делают очень классное и важное дело, и это очень здорово.
Самый тяжелый случай – избиение людей на Шиесе. Поездки на Шиес это всегда нечто очень странное. Ты тратишь пол дня чтобы туда добраться, снимаешь там по несколько часов, слушаешь истории, которые там есть, то, как их избивали охранники. Можно найти видео с избиением людей 10 мая, когда при попустительстве полиции просто толпа охранников мутузила людей на стройплощадке. Мои знакомые, люди которых я видел на этом протесте на тот момент уже полгода, их просто лупят охранники ногами, руками. Мужика знакомого ударяют головой о бетонную и проламывают человеку кость.
Уйти из профессии? Нет, потому что кто-то, даже сквозь горечь, должен доносить до людей то, как обстоят дела на самом деле.
Виктория
Эмоциональное выгорание существует среди специалистов всех специальностей, особенно тех, которые связаны с общением с людьми. Сталкивалась ли сама? Да. Не было вдохновения работать, тексты писались медленно и скучно. Просто устала.
Как справлялась? Ехала в отпуска. Я езжу в ЮВА. Отпуска помогают на 100%, уже к их середине начинаю писать просто потому, что хочется.
Самым тяжелым было интервью с человеком, которого давно знала, но не видела много лет. В силу возраста ему было тяжело разговаривать, а мне тяжело смотреть на то, как он изменился. Я его знала очень хорошо, он был моим преподавателем. Потом я отмыла ему квартиру, устроила в отделение сестринского ухода и навещала его там. Когда получилось найти ему присмотр, успокоилась.
Катя. (имя изменено по просьбе собеседницы)
Существует ли проблема эмоционального выгорания среди журналистов? Думаю, да, - мы часто соприкасаемся с болью. Сталкивалась ли сама? Возможно, мне трудно судить однозначно. Я еженедельно хожу к психологу, это помогает справляться со всем. К психологу я пошла вообще по другим причинам, просто потому, что нужно было поменять жизнь к лучшему, а психотерапия - единственный известный мне способ это сделать.
Психотерапия - это лучшее, что я сделала для себя в жизни. С ней нельзя разделить - вот тут она помогает в работе, тут в личном. Психотерапия прежде всего помогает узнать себя, по-другому относиться к себе, понимать, что делает тебя счастливой, несчастной и т.д., заботиться о себе. Спустя год психотерапии учишься говорить "я заболела", а не приходить в офис с температурой. Психотерапия делает так, что с самой собой становится проще жить, перестаешь ругать себя за все подряд. Даже если сделала работу качественно, но не идеально, уже не ругаешь себя, а говоришь: жаль, но так бывает.
Самое трудное в журналистской работе то, что часто она кажется бесполезной и бессмысленной. Уйти хотелось из-за плохой атмосферы в редакции, проблем с начальством.
Евгений Калинин
Существует ли эмоционального выгорания среди журналистов? Все относительно. Смотря на какую тему пишет журналист и хочет писать (совпадает ли это). Бракуют ли его материал. Добивается ли он изменений им. В какой редакции работает. Какая местная власть. В какой сфере и формате он работает. От всех этих факторов зависит и глобальное и локальное выгорание. Локальное может случаться чаще. Надоела тема, заставляют делать коммерческую интеграцию, ссоры с редактором и тд и тп. Глобальная происходит редко, но после неё обычно человек минимум уходит из редакции, а максимум из профессии. Причины – местная политическая обстановка, не хватка денег редакции, заставляют писать, что не любишь и тд и тп
Сам сталкивался. Во-первых, видел, что редакции не хотят идти в ногу со временем. Во-вторых, понимал, что мне не дают развернуться в своих темах. В-третьих, надоедал непрофессионализм и маленькие зарплаты.
Я менял редакции, в итоге открывал свои проекты. Самое трудное – редактура материала. Сложно резать свой труд. Самый тяжелый случай в работе? Все тяжёлые случаи только учили меня. Что-то такое особенное вспомнить не могу. Хотелось уйти из журналистики? Бывали моменты, когда хотелось организовать что-то свое.
Владимир Шведов, Такие дела.
Эмоциональное выгорание, безусловно, есть. Заработок невысокий, журналистика в кризисе, многие статьи не приводят ни к каким изменениям. Я нахожусь в нем. Помогает? Много езжу в командировки и короткие отпуска. Хожу пешком. Самое сложное в работе журналиста — общение с официальными лицами, а самый эмоционально тяжелый случай связан с кризисом внутри команды.
Уйти? Постоянно хочется. От бессилия — мало просмотров, мало сборов средств. Кажется, что совершенно не понимаешь, зачем все это. Крошечная аудитория в огромной стране, где есть многомиллионые ТВ-каналы и идиотские ютуб-шоу.
Как выжить?
Психолог Яна Федулова, успевшая поработать журналистом, отмечает, что это – особая профессия. По её мнению, человек, который не горит этим делом, вряд ли выберет данную сферу.
“В "горящих глазах" очень много идеализации и как следствие, неизбежного разочарования. Человек стремится рассказать людям правду, открыть истину. Верит в силу свободы слова. А после очередного брифинга его отзывают на "пару слов" и просят, а порой указывают не упоминать некоторые факты в статье, а то и чего хуже – "переформулировать" что приравнивается к "соврать".
Одно разочарование за другим и тут в жизнь врывается профессиональное выгорание и горькое отвращение ко всему, что связано со сми. Проблема не потеряет своей актуальности. Это цена за "горящие глаза", без которых профессия журналиста лишится всякого смысла и своей ценности”, – пояснила Яна.
Она посоветовала журналистам трезво оценивать ситуацию, понимать, что свобода слова в нашей стране условна. Нужно искать способы нести правду в массы. Осознать, что будет не просто. Твёрдо знать ради чего всё это. Не сильно удивляться когда обнаружится, что не все готовы к той ценной правде, которую удастся раздобыть.
"А если эмоциональное выгорание уже случилось. Тут могу лишь рекомендовать своевременно обратиться за профессиональной помощью. Не тянуть", – подчеркнула Яна.
Екатерина Туркина считает, что журналистам можно дать те же рекомендации, как и представителям всех других профессий. "Определение человеком для себя четких временных рамок работы и отдыха (не пренебрегать им), наличие интересной внерабочей жизни, хобби, увлечений, общение с близкими людьми, возможность получить поддержку, режим дня (банально, но факт, недосып лишь подбросит дровишек в огонь выгорания). По возможности нужно уточнять свои должностные обязанности, ставить себе маленькие и конкретные цели в работе, реально достижимые! То есть, переключаться с целей вроде "провести блестящее интервью" (поскольку это зависит не только от интервьюера) на "сделать от себя так-то и так во время проведения интервью". И вообще, стараться систематизировать работу по мере возможности. Не замалчивать то, что беспокоит, грубо говоря, не глотать обиду на начальника, ожидая, что он догадается, "какой плохой", а вежливо, но уверенно обсуждать, заботясь о себе и своих правах. Также полезна работа над собой, поскольку одними из предпосылок выгорания являются такие качества, как перфекционизм и гиперконтроль. Самым действенным будет работа именно с этим, но и самым сложным, так как, по сути, это отдельная тема, которая влияет на многие жизненные сферы", – пояснила Екатерина.
В Театре.Doc почти каждую пятницу проходит психотерапевтическая группа "Отдела боли". Целевая аудитория – активисты, журналисты, правозащитники – те, кто с болью встречаются постоянно, но не всегда способны сами с этим бороться. Ведёт группу Зара Арутюнян. Её профиль — психология насилия, терапия травмы, депрессии и люди с паллиативным диагнозом: "Когда я впервые услышала про отдел боли, я подумала: да это же вся моя жизнь".
Приходят на встречу девушки и женщины, делятся наболевшим. Мужчинам участвовать в групповой терапии сложнее — в российской культуре это считается признаком слабости. Сами встречи проходят в уютной атмосфере. Активистки и журналистки говорят не только о делах. Влияет на состояние обстановка дома, личная жизнь и тд. Обсуждают и то, что происходят в стране. Тут это касается каждой. Зара находит подход к каждой своей гостье (другого определения тем, кто ходит на встречу я подобрать не могу), словно обнимает каждую словом. Как бы это банально не звучало, но в группе царит атмосфера уютна, тепла, понимания и принятия. Это помогает.
Говоря о выгорании, Зара напоминает о правиле “спасательного жилета в самолете” – в начале спаси себя. Только в этом случае можно спасать других.
Важно помнить и об “ошибке выжившего”. Оценивая себя, людям свойственно сравнивать себя с теми, кто “выжил”, забывая о тех, кто с дистанции сошел. Чтобы сохранить себя, не стыдно уйти из профессии. Можно действовать и не столь кардинально – сменить область или же сделать перерыв.
Тем, кто уйти не готов, важно помнить, что не стоит профессию делать единственным смыслом жизни. Необходимы увлечения, необходим отдых, сон. Хотите спать — дайте себе выспаться, говорит Зара. Единого совета для всех не существует — нужно найти решение, подходящее конкретному человеку.
