Айдару Губайдулину 26 лет. Работал айтишником в Сбербанке, где занимался машинным обучением. Сейчас является фигурантом "московского дела".
По версии следствия, во время митинга 27 июля кинул пластиковую бутылку в сотрудника правоохранительных органов.
Губайдулин находился в СИЗО с 9 августа. Спустя месяц его отпустили под подписку о невыезде, его дело было возвращено в прокуратуру. 15 октября ему изменили обвинение с покушения на применение насилия на применение насилия в отношении представителя власти. Через два дня он уехал из России.
"Это решение далось мне нелегко, но события последних дней не оставили мне выбора. Я покинул страну и в ближайшие годы не вернусь. Я люблю всех вас, я люблю Москву и Россию, и любой, кто меня знает, скажет, что я всегда был патриотом", — написал он в Facebook.
Спустя некоторое время стало известно, что Айдар уехал в Литву.
Мы встретились с Айдаром в коридорах Форума свободной России. В поисках более-менее тихого места решили пойти в курилку. На вопрос "Будешь курить?" Айдар засмеялся и рассказал, что в последний раз в России курил в спецприемнике. "После того как уехал из России, купил три пачки сигарет, выкурил, но тут такие цены, что я бросил", — сказал Айдар.
— Почему ты решил посетить Форум?
— Меня познакомили с организаторами, и они меня позвали. У меня и у самого интерес здесь. Потому что я никогда в таких мероприятиях участия не принимал и это для меня интересно. Я не понимаю, почему меня позвали выступать и сидеть среди этих людей. Их уровень гораздо выше моего, и мне нечего было сказать. Мою историю и так плюс-минус все знают. Я просто сидел, слушал все выступления и в голове прорабатывал речь, а в итоге меня спросили, что произошло со мной.
— Когда ты начал увлекаться политикой и когда первый раз вышел на митинг?
— Я бы не сказал, что я как-то увлекался политикой. Я просто следил за ситуацией, за громкими процессами. Мой первый митинг был в марте 2018 года — "Он вам не Димон". После этого я старался крупные митинги не пропускать. При этом я никаким активистом не был, не считал себя сторонником какой-либо партии. Просто более-менее следил.
Я выступаю за свободу личности. Можно сказать, придерживаюсь либеральных взглядов. Свобода человека и самоопределение — это высшая ценность.
— До этого тебя никогда не задерживали?
— Нет. И всё так удачно получилось. (Смеется.) Никогда не было ни арестов, ни задержаний, ни штрафов. Максимум был штраф за превышение скорости.
Ко мне пришли вечером 8 августа, после десяти. Я тогда, после тренировки, сидел и смотрел видео на YouTube. И тут звонок в дверь.
Первое, что было, — шок. Я знал, что начались задержания, были заведены уголовные дела, но не думал, что придут за мной.
К тому же это было 8 августа и с 27 июля прошло достаточно много времени, поэтому была какая-то уверенность, что за мной не должны прийти. Конечно, когда кинул эту бутылку на митинге, я моментально понял, что так делать нельзя, это было лишним и это может повлечь какие-то последствия. Но из-за большого количества времени, прошедшего с митинга, я был спокоен. Поэтому, когда ко мне пришли, я ужасно себя почувствовал.
— Что ты можешь сказать о той поддержке, которая оказывается фигурантам "московского дела"?
— То, что такая поддержка есть, очень радует. Другое дело, что у нас по всей России, даже и в Москве, очень много дел таких же несправедливых, таких же вопиющих, но они не получают такой огласки. О них мало кто знает. Даже когда меня везли из ИВС в СИЗО, там как раз были арестанты. Когда они узнали, какое у меня дело… В этой среде все знают, что, если какой-то политический заключенный приехал, это моментально облетает всю тюрьму. О нас все знали и понимали, что это несправедливо. Однако говорили, что остальные точно в таких же условиях, но о них никто не говорит. Никто не говорит, что ненормально будить человека в день суда в 6 утра, когда он возвращается в камеру в 11 вечера. Так живет вся Россия.
— Какое отношение было к тебе у остальных арестантов?
— Абсолютно нормальное. Они никакого негатива по отношению ко мне не проявляли. Все в этой среде понимали, что это несправедливо, но к несправедливости там все привыкли. Наверное, больше половины людей сидит просто так.
— До этого у тебя было понимание, что многие сидят ни за что?
— Какое-то понимание было, но этот мир был так далек. Вроде это какая-то несправедливость, но это так далеко. Когда это тебя касается и ты видишь масштабность всего этого, ты понимаешь, что так жить нельзя, что вся система такая. Это не что-то творящееся в одной тюрьме — так везде. И мы еще в Москве — это хорошо, а что творится в регионах, даже подумать страшно.
— Что в тебе самом поменяло это осознание?
— Меня ужаснули масштабы, и я понимаю, что какими-то мягкими реформами это изменить нельзя. Должна быть кардинальная реформа всей судебной системы, всей системы исправительных наказаний. Снести и построить заново. Новые законы, новые люди. Какая-то система подготовки кадров. А так, чтобы снять человека в СИЗО и поставить другого, который точно так же будет воровать, — это ничего не изменит.
— При аресте ты понимал, что это безвыходная ситуация? Или была надежда, что суд разберется?
— Была, конечно, надежда, что что-то изменится, но ты в это погружаешься и понимаешь, что это политическое дело и от судьи не зависит ничего. Что сказали сверху, то судья и делает.
— В какой момент ты понял, что нужно уезжать?
— У меня были планы по эмиграции. Я уехал бы, если дело от следствия и прокуратуры ушло в суд. Не дожидаясь какого-то судебного заседания, я собирался уехать. Но 14 октября, когда утром задержали четверых новых фигурантов, а вечером был суд над Котовым, я понял, что никакого послабления нет, дело закрывать не собираются. Я понял, что нет смысла ждать реального срока. А в том, что мне грозил настоящий срок, я был уверен на 100 процентов.
— Что для тебя было самым сложным в этом решении?
— Не было ничего сложного. У меня довольно простая ситуация — я хорошо владею английским, у меня высшее образование и профессия позволяет уехать. К тому же были планы попутешествовать по Европе. Поэтому я бы не сказал, что мне было сложно на этот шаг решиться.
С друзьями мы созваниваемся практически регулярно. С семьей я тоже связываюсь. Раньше я жил один и с семьей мы виделись два-три раза в год. Я бы не сказал, что значительно что-то поменяется. Может, встречи станут реже, но мы все равно будем видеться.
— До уголовного дела ты думал уезжать?
— Честно говоря, я не хотел никогда уезжать из России. Максимум — поездить два-три года по миру. Посмотреть другие страны, как там живут люди. А уезжать никогда не хотел. Мне Россия очень нравится, у меня есть круг общения, хорошая работа.
Сейчас Айдар занимается помощью проекту "Арестанты 212".
