"Revenons à nos moutons" – говорят французы. "Вернёмся к нашим баранам". И нам пора вернуться к нашим отечественным баранам и баранессам.
События во Франции имеют российское измерение. Словно консервным ножом взрезали они распухшую консервную банку "Килька крымнашистская" – брызнул из неё раствор косности, ударил запах разложения, полезли выпученные глаза и раскрытые пасти.
Показательна равнодушная, холодноватая, отстранённая реакция российского начальства. Она особенно контрастно смотрится на фоне реакции западных лидеров и европейского фланга российской политики. Такая разница лишний раз показывает, что российское начальство всё меньше рассматривает нашу страну как часть Европы.
Но интересна и реакция граждан, точнее, тех, кто является фундаментом российского начальства – националистов, крымнашистов, антизападников, антилибералов, антисемитов, исламофобов, советчиков и других наших соотечественников, которых роднит одна общая черта – страх перед свободой.
Для них парижские события – новый повод для возбуждения страхов перед европейским путём развития России. Торжествующее доказательство своей правоты. Способ лишний раз призвать к подавлению свободы в России – на этот раз в виде свободы слова, под прикрытием "уважения религиозных чувств".
Поэтому и их реакция лицемерна – для начала скороговоркой о сочувствии жертвам, а основное внимание на вредность "мультикультурализма", самоограничение пишущих, США – жандарм мира и т.п. В общем, главная мысль понятна – сами вы на Западе виноваты, так вам и надо.
Но сознание у этой части наших соотечественников противоречивое – многие из них антисемиты, но хвалят Израиль за готовность применять военную силу. Исламофобы, но хвалят Р.А. Кадырова за то, что он готов сжигать дома, принадлежащие родственникам боевиков.
И, конечно, весь этот извивающийся клубок страхов и противоречий, прикрыт нередко крышкой показной религиозности, которую они тоже понимают, главным образом, как наручники и кувалду против свободы.
Очень их сознание похоже на бандита Серёгу (в замечательном исполнении Алексея Панина) из балабановских "Жмурок". Он задумчиво смотрит в окно на Храм Божий, прислушивается к редким ударам колокола, крестится и поворачивается лицом к реальности – "входим, вяжем и начинаем страшно пытать, затем забираем своё, гасим их и уходим".
